• Евангелие

• О Церкви

• Назидание

• Учение

• О сайте

• Контакты

• Ссылки

Андре Миллер. "История христианской Церкви"

ВТОРОЙ ТОМ. Глава 20

Реформация во французской Швейцарии

Многие выдающиеся реформаторы в немецкой Швейцарии, такие, как Цвингли, Буллингер, Микониус, Виттенбах и другие, были сыновьями этой земли. Руководители же реформаторского движения французской Швейцарии не были таковыми. Здесь Бог употребил, за единственным исключением, иностранцев. Самые выдающиеся среди них, Вильгельм Фарель и Жан Кальвин, были французами. Смелый, как лев, Фарель, которого д'0бине в своей "Истории Реформации" называет Лютером французской Швейцарии, был первым, то выступил здесь, как реформатор, совершенно один он отнял всю страну у папы и засеял ее свидетельством истины раньше, чем он прибыл в Женеву и познакомился там с Кальвином.

Вильгельм Фарель родился в 1489 году в деревушке Ле Фареллес в Дофине. Он был сыном богатой и благородной семьи. Праведные родители воспитывали его в строгости согласно учению и формам римской церкви; искренний мальчик точно следовал тому, чему его учили. Фарель позднее рассказывал, как он тогда денно и нощно призывал пресвятую Деву и всех святых, добросовестно соблюдал все посты и предписания и как он верил тому, что папа является наместником Бога на земле, а его пресвитеры - привратниками в небесах. Его первые годы жизни приходятся на времена кровавых и жестоких гонений вальденсов папой Иннокентием Восьмым, и мальчик слышал от священников, насколько эти нечестивцы являлись закоренелыми еретиками.

Фарель в Париже. Его первое выступление

Вильгельм Фарель в юношеском возрасте поступил в знаменитый Парижский университет для продолжения своего образования. В то время самым видным преподавателем в Сорбонне был Жак Фабер (Лефевр), профессор теологии, который с великой тщательностью и охотно исследовал Священное Писание. Уже в 1512 году он публично учил: "Христос Иисус есть единственный источник, единственная цель и глава истинной религии. Только Его крест открывает врата неба и закрывает врата ада". Это новое учение привело Сорбонну в движение. Среди изумленных и возбужденных слушателей молча и незаметно сидел молодой Фарель и впитывал в себя каждое слово учителя, чье величие духа, ученость и праведность изумляли его. Молодой студент вспоминал религиозные наставления священников, первые впечатления, которые он получил будучи еще дома, и представления, которые возрастали вместе с ним; все это поколебалось. Почва ускользала из-под его ног. Он начал изучать библейские писания в подлинниках, и Божий свет проник в его испуганную душу. Истина принесла ему мир и освободила его. "Ну, теперь, - воскликнул он, - я вижу все в ином свете! Писание открылось мне, и я слышу голос, доселе мне незнакомый, голос моего Учителя, Пастыря и Господа, Он властно говорит ко мне. Он вынул из груди моей прежнее сердце, которое было подобно сердцу лютого волка, и вложил новое, полное смирения и любви. Отныне оно принадлежит уже не папе, но Иисусу Христу!" Фарель теперь уже лучше своего учителя мог прославлять спасающую благодать Божью, и, насколько нам известно, он был первым, который в Сорбонне, где царила строгость старой веры, пришел к познанию истины во Христе Иисусе и стал открыто свидетельствовать об этом во Франции. Учитель и ученик тесно привязались друг к другу и стали сердечными друзьями. Однако и враг не мог оставаться равнодушным; разразилось гонение и Фабер с Фарелем отправились к богобоязненному священнику Вильгельму Брисоннету, который разрешил им возвещать его людям Благую Весть. Народ стекался к ним и дивился новому учению о том, что они впредь не должны нести в церковь свои деньги, но что им нужно предать свои сердца Богу. Многие по вере нашли мир с Богом и возникла, особенно по стараниям Фареля и его друга Леклерка, реформированная община. Бунт, который подняли священники против Фабера и Фареля, вынудил обоих уйти из Маукса. Фарель возвратился на свою родину, чтобы благовествовать истину. Трое из его братьев обратились к Богу. Тогда он более ободрился и ходил из города в город, из селения в селение, проповедуя и приводя в движение всю страну. Священники стремились возбудить народ против него, но Фарель был не таким человеком, чтобы пугаться их угроз или трепетать за свою жизнь. Он спокойно продолжал свой труд. Его мужество возрастало по мере увеличения опасностей. В низинах и долинах, в предгорьях и горах, на морях и в руслах рек, везде, куда бы ни ступала его нога, звучал его голос об истине. Грозили ли ему, он шел дальше, стремились ли его схватить, он ускользал, гнали его из одного города, он шел в другой. Наконец, когда его окружили со всех сторон, он убежал через горный перевал и в первые дни 1524 года пришел в Базель.

Фарель в Швейцарии

В Базеле Фарель познакомился с Буцером, Капитой и Эколампадиусом; между ними завязалась продолжительная дружба. Перед советом и большим народным собранием он отстаивал тезис: "Мы нуждаемся только в Слове Божием!" Возмущенные священники добились приказа изгнать Фареля из города. Тогда он направился в Мемпельгард (Монбелиард), который в те времена относился к Германии, и здесь под покровительством герцога Ульриха он спокойно трудился в течение двух лет с большим благословением.

Из Мемпельгарда Фарель прибыл в Нойнберг (Невшатель). Однако там он пробыл недолго, поскольку народ впадал во все большее возбуждение, поэтому оттуда он отправился в Эгле, который тогда находился под господством Берна. Совет в Берне, как мы уже знаем, содействовал Реформации, потому и назначил Фареля проповедником в Эгле. Священники и многие из народа, правда, восстали против такого решения Берна и стремились сделать деятельность Фареля невозможной, но Фарель оставался на посту. И "человек с невозмутимым взором, с блестящими глазами и громогласными словами, свидетельствующими об истине, властно действовал на совесть слушателей и умножал число тех, которые возложили все свое упование единственно на Христа, по всей округе Эгле." Когда же народное волнение все больше и больше стало возрастать и уличная чернь, которая повсюду прислуживала священникам, подняла мятеж, Фарель покинул город, чтобы избежать кровопролития граждан. После его ухода из города было проведено всеобщее голосование, как это происходило в Швейцарской республике зачастую в вопросах веры, и евангелисты одержали большинство голосов. Однако это не означало, что стали насильственно обращать католиков к новой вере, но с того времени Реформация была узаконена.

Ранней весной 1531 года Фарель вторично пошел в Нойнберг. Когда же священники услышали, что он идет к ним, то подняли тревогу и ударили в набатные колокола, будто бы вне города стояло вражеское войско или же в городе бушевал пожар.

Однако многочисленная группа горожан все же приняла в свою среду этого простого человека и помогла ему взойти на кафедру в главной церкви. С этой кафедры Фарель говорил к народу с такой властью и с такой силой, что слушающие воскликнули: "Мы хотим принять протестантское учение, мы и наши дети, в этой вере мы хотим жить и умирать." Ярость священников уже не имела границ. Народ же требовал провести голосование, какому учению город будет следовать впредь, и евангельское богослужение в Нойнберге было узаконено. Так труд Фареля с большим благословением продвигался вперед, но он был сопряжен с большой опасностью и являлся довольно тяжелым. Священники, объединившись с фанатичной чернью, стремились любой ценой воспрепятствовать его деятельности, а самого лишить жизни. Вся страна была взбудоражена. Как только становилось известно, в каком месте находился Фарель, мужчины и женщины устремлялись туда, и этот легко возбудимый народ поднимал такой гвалт, что успешная работа зачастую была невозможна. Его жизнь находилась в постоянной опасности. В Валлангине его схватили на улице, сбили с ног, побивали камнями, потащили в одну из капелл, поставили перед иконами и требовали, чтобы он, павши на колени, поклонился им, когда же они от него этого не дождались, то так издевались над ним, что кровь его потекла по полу. Затем его бросили в тюрьму. В Сэнт-Блэйзе он перенес такое истязание, что его невозможно было узнать из-за крови и ран. Однако ничто не могло сломить верного слугу Господа: как только он немного поправлялся, то тотчас приступал к своей благословенной миссии.

Неугомонная натура Фареля оказывала большое влияние на характер Реформации во французской Швейцарии. Часто люди сразу же приступали к делу: силою врывались в церкви, рушили алтари и кресты, уничтожали иконы и статуи святых, а затем триумфально смотрели на груды развалин. В Мемпельгарде Фарель сам однажды встретил на мосту и преградил путь процессии, которая торжественно несла статую святого Антония. С криком: "Жалкие идолопоклонники!" - он вырвал из рук священника святого и бросил его в реку под мост. Пораженный народ смотрел на открытый рот святого Антония, и когда воды сомкнулись над ним, то кинулся, чтобы схватить дерзкого святотатца и бросить его в реку. Однако Фарель уже удалился. Чудом избежал он расправы разъяренной толпы, как это нередко было в его жизни.

Фарель в Женеве

Прекрасная, романтически расположенная и устроенная Женева во времена Реформации была сильнейшим оплотом папства. Горделиво возвышающиеся церкви, богатейшие аббатства и монастыри, драгоценные груды реликвий, к тому же огромное множество паломников, стекавшихся ежегодно со всех сторон земли. Везде - как вне, так и в самой Женеве, можно было встретить множество священников, монахов и монахинь. Эти легионы бритоголовых мужчин и женщин под паранджой составляли церковь, в то время как пошлина, которую они взимали с мирян, шла на проведение процессий, хоров и выставок для религиозного народа.

Осенью 1532 года и направили свои стопы в этот город двое: Вильгельм Фарель и Антон Савниер, его друг и земляк. С собой они имели рекомендательные письма от бернского совета. Графы и граждане Женевы уже продолжительное время находились в распрях с герцогом из Савойи и с его главным епископом по поводу больших политических прав и свобод. Во главе партий стояли благородные дворяне Боннивард, старейшина Сэнт-Виктора, и Бертгельер. Оба. вскоре должны были вступить в бой и пострадать ради высшей цели! Фарель начал проповедовать и проповедовал с таким воодушевлением, какое обыкновенно было присуще ему. Он говорил, что единственным источником силы и познания Бога является Слово Божие, он отвергал предания и сочинения отцов. Во второй проповеди он доказывал по Слову Божьему, что все наши грехи прощаются на основании веры во всесовершеннейшую жертву Христа, что папа и его индульгенции не в состоянии простить ни малейшего греха. Священники пришли в великое оцепенение. Его арестовали и привели на совет, однако совет не нашел в нем ничего преступного; его отпустили, приказав больше не проповедовать в Женеве. Духовенство, однако, не могло так легко успокоиться, как городской совет. Оно пригласило к себе Фареля и Савниера под предлогом, будто бы они желали устроить диспут о новом учении. К счастью, их сопровождали два депутата из совета. Некоторые из духовных отцов под своими священными одеяниями припрятали оружие, чтобы с его помощью доказать еретикам их принципы учения. Фарель смело защищал свое учение и закончил словами: "У меня нет никакого иного полномочия, кроме Божьего, Чьим вестником я и являюсь!" Один из судей на это воскликнул: "Он хулит Бога. Какое еще нужно нам свидетельство? Он должен умереть! Кончай с ним! Лучше, чтобы этот лютеранин умер, чем остался бы жив и совратил весь народ!" Фарель спокойно отвечал: "Говорите же слова Божьи, но не слова Каиафы!" Святое собрание же кричало: "Кончай с этим лютеранином, кончай с ним!" Все рвались к евангелистам, из-под одеяний заблестели оружия, и только благодаря решительным действиям со стороны двух делегатов совета Фарель и Савниер остались живы, но были вынуждены покинуть город.

После их ухода их труд спокойно продолжили Антон Фромент и Роберт Оливетан. Особенно успешно трудился Фромент, молодой, невзрачный и слабый человек, чей труд был благословен Богом после того, как решительный, смелый Фарель должен был оставить поле боя почти без всякого успеха. Фромент стал школьным учителем, устроил себе комнату, пригласил детей и каждый день после уроков арифметики, грамматики и чтения читал историю преимущественно из Нового Завета. Эти маленькие ученики всем сердцем полюбили своего учителя. Вскоре стали приходить и родители слушать Новый Завет. Евангелие было принято многими сердцами в тишине и без каких-либо сенсационных проявлений. Через писания из Нового Завета, которые изъяснял Фромент, Слово Божие находило все большее и большее восприятие, и многие стали верующими. Аудитория слушателей Фромента, состоявшая вначале из малышей, мало-помалу возрастала, и, наконец, число слушателей стало настолько велико, что однажды глубоко тронутая его словами женщина воскликнула: "Пойдемте же все в Молард!" - Молард был большим рыбным рынком в Женеве. Захватив с собой сопротивляющегося этому Фромента, они пришли на рынок, где учитель вынужден был взобраться на стол и говорить ко всему народу, возвещая истину. Так в городе возникло новое движение, в которое постепенно вовлекалось все население.

Фарель возвращается в Женеву

В декабре 1533 года Фарель снова пришел в Женеву, с ним прибыл и Петр Бирет из Орбе, будущий реформатор Лозанны. Волнение в народе, большую часть которого составляли католики, достигло наивысшей точки. Кровавое истребление протестантов должно было восстановить мир в городе, положить конец волнениям. Однажды пятьсот вооруженных-священников во главе большой группы горожан, которые также были вооружены, устремились в Молард. Их сопровождало немало воинствующих женщин, которые, набрав полный подол камней, выступили защищать своих мужей, отправившихся истреблять этих ненавистных еретиков. Многие сторонники реформаторского учения твердо решили бороться с католиками до победного конца, либо умереть ради торжества истины, так что они предотвратили кровавую бойню, которую ждали все. Неким фрейбургским купцам, которые прибыли как раз в это время, чтобы совершить мессу, удалось утихомирить разгоряченных людей. Сначала они выступили в роли посредников между обеими сторонами, примиряя их, затем на совете энергично выступили против бойни между горожанами. Совет шестидесяти издал два дня спустя эдикт о мире, в котором всем горожанам предоставлялась свобода совести с одновременным пояснением: "Запрещается проповедовать то, что невозможно доказать Словом Божиим."

Однако этот эдикт о мире просуществовал недолго. Не прошло и шести недель, как злоба и ненависть католиков разразилась в еще большей ярости, чем прежде. Во главе движения выступил сильный, воинственный вождь католиков священник Петр Верши, знаменитый своим физически мощным и сильным телосложением. Он облекся во всеоружие и взял в руки обоюдоострый меч, с ним приготовились к бою католические горожане. С наступлением ночи заскрежетало оружие, зазвенел набатный колокол. Все кинулись на улицы, но вокруг царила такая темень, что невозможно было узнать, где друг, а где враг. Особенно на Моларде довольно долго стоял сильный гвалт и над всем разносился зычный голос Вернли. Вдруг он замолчал; при попытке вести бой невзирая на темноту, его настиг острый меч, который пронзил его через снаряжение, так что он замертво пал на землю. Как только католики узнали, что их исполин умер, то рассеялись. Как только весть о смерти Вернли достигла Фрейбурга, то жители этого католического кантона впали в великое смущение. Вернли же происходил именно из знаменитой фрейбургской семьи. Ощущалась повсеместная радость появившемуся наконец оправданию напасть и раздавить новое женевское учение. Неудержимо было желание наказать убийц Вернли и вновь водворить в Женеву прежнего священника. Этот же, трусливо бежавший спасая свою жизнь, оставляя стадо, теперь возвратился в Женеву* триумфально и совместно с герцогом из Сайвойи вновь начал угнетать город.

* Приближались бурные события в Женеве, равно как и Реформация во французской Швейцарии. Мерль д'0бине. "История Реформации в Европе", т. 1 и 2.

Публичный диспут

Взоры почти всей Европы были направлены на Женеву. Папа Клеменс Седьмой и кесарь Карл Пятый ждали с напряжением, каким будет исход дел во французской Швейцарии. Бог же пожелал благословить Женеву и все повел к доброй цели. После многих распрей и угроз между Фрейбургом и Берном и великих волнений в Женеве, в тот момент, когда священник вторично сбежал из города и на этот раз навсегда покинул его в поспешном бегстве, в мае 1535 года состоялся публичный диспут. После долгой нерешительности наконец со стороны католиков изъявил свое согласие выступить в защиту старой системы доктор из Сорбонны, Кароли, уже после того, как другой доктор из Парижа был побежден Фроментом и Фарелем. Дело реформаторов вел бывший францисканский монах Иаков Бернард, горящий верою, надежный человек; на его стороне стояли Фарель, Вирет и Фромент. Восемь человек из совета вели заседание, и шесть секретарей вели протокол обоюдосторонних выступлений. Диспут продолжался четыре недели подряд, при этом народ принимал активное участие. Как обычно, и на этот раз победа оказалась на стороне Реформации, да на этот раз она была настолько совершенна, что многие католики прямо публично на собрании объявили о своем решении исповедовать евангельскую веру, великое число других горожан, включая многих монахов и монахинь, последовали их примеру.

Рим той же весной попытался спасти свое дело более надежным и удобным способом. Он за деньги нанял одну женщину по имени Антония Вакс, которая объявила свою готовность отравить трех реформаторов: Фромента, Фареля и Вирета. Чтобы достичь своей цели, эта несчастная некоторое время посещала собрание реформаторов и разжалобила Бернарда, который квартировал этих трех проповедников в своей гостинице, говоря, что она бедная женщина, изгнанная из Франции за веру. Бернард поверил ей и принял к себе в дом служанкой. Спустя немного дней она уже приготовила на обед смертельную пищу, отравленный суп. Бог же бодрствовал над Своими слугами. Фарель в тот день не обедал дома, Фромент был вызван как раз перед обедом, Вирет проглотил только одну ложку и тут же чуть не умер. Правда, он остался жив, но в течение всей своей жизни страдал от этой отравы. Убийца предстала перед судом и признала, что ее наняли священники. Она была приговорена к смерти и убита. Названные священники были взяты под арест и строго наказаны. Подобное совершилось впервые: гражданский суд отважился возложить свои руки на духовенство и судить священников.

Это дьявольское покушение на жизнь трех верных свидетелей Господних, предотвращенное Богом, и разоблачение бесчисленных мерзостей и всякого рода лжи в постепенно опустошавшихся монастырях и аббатствах открыли глаза многим, ранее защищавшим папскую систему; им стало ясно, что дело здесь касается борьбы истины и света против лжи и тьмы.

Городской совет из двухсот членов постановил, что в Женеве должно быть введено богослужение по евангельской вере и впредь должен быть положен конец всем папским притязаниям. В окрестных селениях вокруг Женевы также было введено евангельское богослужение.

Реформация в Лозанне

Также и в Лозанну, следующий оплот римской церкви на берегу прекрасного Женевского озера, должен был проникнуть свет евангельского учения, и там это учение должно было быть узаконено. Нравственность в Лозанне, несмотря на своего архиепископа, 32-х настоятелей приютов, множество священников и двух монастырей, находилась в глубоком упадке. Уже в 1529 году Фарель, проходя мимо, потрудился здесь, не получив однако видимого результата. И все же после его ухода в городе стали заметны реформаторские настроения, и когда в 1536 году там проповедовал Слово Божие Петр Вирет, то доброе семя пало на добрую почву и принесло плод. Многие пришли к познанию истины, и нравственность в этом мрачном городе стала заметно здоровее это ощущалось тогда почти во всех городах, которых коснулась Реформация. Так, в Женеве, например, в честь этого была отчеканена новая монета и избран новый девиз для города, который гласил: "Свет после тьмы".

После восьмидневного совещания, которое имело такой же счастливый исход, как и в Женеве, евангельское учение в Лозанне было узаконено. Прибытие Кальвина в Женеву

В один из августовских вечеров 1536 года среди многих гонимых, прибывших в Женеву со всех сторон, в город вступил так же один француз из Пикарди, высокий, стройный, бледноватый молодой человек в возрасте 28 лет. Он хотел только переночевать и назавтра отправиться далее в путь в Базель. Это был Жан Кальвин. Хотя Кальвин был еще довольно молод, скромен и непритязателен, он все же был уже небезызвестен. Его имя было известно не только как теолога и ученого, но и как испытанного друга Реформации. Его научный труд "Наставление в христианской вере" (в то время в первой редакции назывался "Религиозное наставление христиан") в то время был уже издан и было известно, что автор причислял самого себя к числу гонимых верующих со стороны французского короля и герцогини из Феррары и что он из-за народного волнения, вызванного в Сорбонне из-за евангельского дела, вынужден покинуть Париж.

Как только Фарель узнал о прибытии Кальвина, тотчас пошел, разыскал его в гостинице и стремился склонить его остаться здесь и помочь продвинуть дело Господне. Кальвин же возражал, говоря, что он нуждается в покое и должен продолжить свое образование в Базеле и Страсбурге. И вообще он полагал, что не дорос еще до такого серьезного дела, какое разворачивалось в Женеве. Фарель продолжал наступать на него, однако когда все попытки уговорить Кальвина были отвергнуты, то он возложил на голову француза свою правую руку и, возвысив свой голос, почти выкрикнул, как человек, уполномоченный самим Богом и облаченный особенной силой: "Бог проклянет твой покой и твое обучение, если ты жаждешь этого больше, чем Христа и Его дела!" Кальвин испугался таких слов и остался в Женеве.

Он получил место проповедника в главной церкви города, а также выступал в качестве учителя и теолога. Таким образом, он получил как бы два места. На этом обширном поле великий дух Кальвина нашел благоприятную почву, где могли развиваться его блестящие способности. Как теолог, Кальвин стал одним из главных в Реформации, как государственный деятель, благодаря своему ясному, проницательному уму и твердости воли, а также безупречной моральной чистоте и нравственности, для Женевы он сделал удивительно много доброго.

Юность Кальвина

Жан Кальвин родился 10 июля 1509 года в Нойоне в Пикарди. Его отец, Гергард Кальвин, владел скромным достоянием и работал секретарем епископа, а так же был заместителем казначея в графстве Нойон. Одна дворянская семья из Монмора (Моммора) взяла мальчика, уважаемого и любимого ими служителя, в свою семью и воспитала его вместе со своими детьми. Жан должен был стать священником, в 12 лет, что в те времена не было редкостью, достиг должности каплана в церкви Ла Гезине, где он уже получал оплату от прихода церкви; маленький каплан при этом также получил тонзуру (обритие волос на голове, как полагалось католическому священнику). Спустя два года Кальвин прибыл в Париж, где он в коллегии Ла Марш положил основание для своего обучения. Кордиер, его ректор и учитель по латинскому, был человеком обширных знаний и подлинной праведности. Он вскоре принял евангельское учение и пошел в Женеву, где всю жизнь проработал учителем в коллегии и пережил своего великого ученика Кальвина на шесть месяцев. Насколько простиралось его влияние на мальчика, этого мы не знаем. Кальвин же всегда оказывал ему глубокое почтение. Он посвятил ему, как реформатор, свое толкование по Посланиям к Фессалоникийцам.

Из Ла-Марш Кальвин поступил в 1526 году в семинарию священников в Монтайги и уже спустя год стал проповедником в церкви в Понте л"Эвек. Между тем, он уже познакомился с новым учением, однако занял враждебную позицию к нему. Его родственник, Роберт Оливетан, с кем мы познакомились, уже при рассмотрении истории Реформации в Женеве и который, по профессору Й.Фаберсу, перевел на французский текст Библии, в то время обучался в Сорбонне и стал верующим. Он часто посещал Кальвина и обращал его внимание на Христа и на Его Слово, однако Жан твердо противостоял ему. "Отстань от меня со своим новым учением! - сказал он однажды. - Новое меня приводит только в негодование! Разве мы до сих пор воспитывались только в заблуждении и жили в неправде?" Долгое время он еще с большим рвением изучал сочинения отцов и каноны старой религии. Роберт, однако, не уставал напоминать ему постоянно: "Дорогой родственник, отложи, наконец, все сочинения папистов, святых отцов церкви и учителей в сторону и обратись к Библии! Приклони свое ухо к пророкам и апостолам!" И хотя Жан упорно отвергал его старания, говоря: "Нет, я и слушать не хочу твоих наставлений", - и все же, мучимый угрызениями совести и стремлением получить познание об истине, он начал читать Слово Божие, и Бог благословил его исследования. Свет жизни проник в его душу и отлучил его от папства с его нечестием и заблуждениями.

По всей вероятности, Кальвин в продолжение трех долгих лет, с 1523 по 1527 гг. находился в беспокойстве о своем духовном состоянии и его отношении к новому учению. д'0бине по этому поводу пишет: "Часто, когда он находился один и никакого человеческого голоса вокруг него не было слышно, голос совести так громко говорил к нему, что его комнатенка превращалась в такую же арену ожесточенной битвы, как это. было в той монашеской келье в Эрфурте. Через подобные дикие штормы оба реформатора достигли блаженной вечной гавани." Однако, к сожалению, подробности обращения Кальвина нам неизвестны, и это так же сковывает наши познания, как и история обращения Лютера. Письма тех времен к его отцу не сохранились, а они бы поближе познакомили нас с ним. Конечно, при неистовом Лютере с его чувствительностью происходило больше сверхъестественного, даже в самом покаянии, чем со спокойным и вдумчивым Кальвином. Теодор Беца, верный друг и последователь Кальвина, говорит нам в отношении того времени немногое: "Поскольку Кальвин через своего родственника по имени Роберт Оливетан был ознакомлен с истинной религией, тщательно начал читать Священные Писания, то начал чувствовать отвращение к учениям римской церкви и принял решение порвать с ней." Реформатор позднее сам дал такую простую характеристику своего покаяния: "...Чем ближе и ближе я рассматривал себя, тем острее уязвляло жало мою совесть, так что мне не оставалось иного утешения, чем обманывать самого себя, притом я терял самообладание. Но Бог сжалился надо мной. И хотя я все еще твердо цеплялся за идолопоклонничество папства и, казалось, совершенно невозможно вытянуть меня из болота мерзостей, Бог победил в моем сердце внезапным покаянием."

Кальвин - студент права

Во свете Божьем, которое переполняло теперь сердце Кальвина, римская церковь, которую он ранее почитал за храм Божий и врата в небо, показалась ему местом скопления всякого нечистого зверя и всевозможных идолов и вратами в геенну огненную. Он уже не мог служить на ее алтаре и по взаимосогласию со своим отцом сложил с себя должность духовного сана и с большим усердием четыре года обучался юриспруденции в Орлеане и Бургусе. В те времена Кальвин высказал свое мнение о лжеучителях, что они должны быть судимы гражданским судом в разряде обычных воров, но должны наказываться с гораздо большей строгостью, нежели обычные воры, потому что вор лишает людей только денег, эти же - крадут у них небеса. Это было таким же заблуждением, которое осталось в нем от старой системы, хотя он ее и оставил. Та система оставляла в реформаторах следы гораздо глубже, чем они могли бы предположить.

В Бургусе профессор греческого языка, Мельхиор Вольмар, ученый немец, своим рвением к изучению Священного Писания, которое в его отечестве произвело такое великое и прекрасное впечатление, оказывал на Кальвина такое влияние, что он после смерти своего отца твердо решил отныне жить только ради теологии. Он изучал греческий, еврейский и сирийский языки и в то же время начал возвещать другим, во что уверовал сам и что признал истиной. Многие приходили слушать его речи, и Господь благословлял его старания. Теодор Беца относительно этого пишет: "Достойно изумления, как он продвигал дело Господне в таком множестве семей, как он не говорил ни с кем лицеприятно любезно, в корне отвергая подобное, но учил просто и серьезно с великим божественным познанием, так что никто не мог слушать его без удивления."

После Бургуса Кальвин вторично пришел в Париж (1529) и задержался там до 1532 года. В последнее время он жил у благородного верующего купца Ла Форге, который вскоре после этого должен был засвидетельствовать и запечатлеть свою веру и ревность за истину мученической смертью. Кальвин проводил собрания тайно и явно, куда приходили все жаждущие истины. Он в то же время полагал, что Париж и есть средоточие его деятельности. Однако его пребывание там было непродолжительным.

Ректор университета Николаус Коп принял истину и, горя рвением, желал свидетельствовать о ней. Когда же он после этого в городе Мартини-Файер должен был произнести речь от имени ректората, то произнес доклад Кальвина, сочиненный для этой цели, в котором полно и свободно возвещалась возрожденная истина об оправдании человека верою без дел закона. Тотчас разразился всеобщий шторм среди профессоров и студентов, и парламент занялся этим делом. Ректор тем временем бежал в Базель. Тогда вспомнили, что автором доклада является Кальвин, и поспешили его арестовать. Это им почти удалось, если бы один из студентов не успел предупредить его о приближении палачей. Кальвин спасся, выпрыгнув через окно и убежав в пригородный город Сэнт-Виктор. Там он поменялся с одним виноградарем одеждой и, как крестьянин по имени Карл Геппевилле, пешим удалился в Сентонж. Здесь он пробыл продолжительное время в доме Людвига ду Тиллета, каноника из Ангольма, который являлся тайным другом Реформации. Здесь он весьма успешно использовал его огромную тысячетомную библиотеку для своего дальнейшего образования. В благодарность за приют, как во взаимную услугу, он обучал гостеприимного каноника греческому языку. Из Сентожа, как беглец, он отправился в Нерак, где благочестивая, преданная евангельской вере Маргарита, королева Наварры, организовала место убежища при своем дворе для гонимых. Там он среди прочих других встретил и учителя Фареля из Парижа, и знаменитого профессора Ж.Фабера. В 1536 году мы встречаем Кальвина в Страсбурге, где он находит дружеский приют в гостеприимном доме Буцера. Оттуда он направился в Базель. Здесь он издал в 1535 или 1536 году "Наставление в христианской вере".

"Наставление в христианской вере“

"Наставление в христианской вере" было тогда, - как об этом позднее свидетельствует сам Кальвин, - лишь кратким лейтмотивом, в котором была засвидетельствована вера тех, которых я видел поносимыми". Это большая сильная книга из 500 страниц содержит в себе лишь шесть глав: 1. О законе (изъяснение десяти заповедей). 2. О вере (изъяснение апостольского исповедания веры). 3. О молитве (изъяснение молитвы "Отче наш"). 4. О таинствах (изъяснения крещения и вечери). 5. О таинствах (против других пяти таинств в римской церкви). 6. О христианской свободе (государственная власть и т.д.). Труд был, таким образом, схож с катехизисом*, в котором ясным свободным языком была изображена научная система христианской веры, как для наставления верующих и ищущих, так и для отражения злостной клеветы, будто бы верующие во Франции только фанатики и перекрещенцы. Кальвин посвятил свою книгу королю Францу Первому из Франции, к которому он обращается в своем предисловии. В нем он просит тщательно исследовать и испытать учение предполагаемых еретиков, как того требует его долг и его собственное спасение, прежде чем жестоко угнетать и гнать своих подчиненных. Вполне возможно, что Карл счел для себя полезным неоднократно прочитать предисловие, обращенное к нему. Труд же сыграл великое значение. Он помог Швейцарии, Франции и другим европейским странам, где уже укрепилась евангельская вера, удовлетворив их большую долгожданную потребность. Теперь появилось учение реформаторов, основанное на учении Священного Писания в твердой ясной форме, как совокупное целое. Вокруг книги толпились, как на стоянке, так как в ней можно было найти не только учение и наставление, но и разъяснение о церковных порядках и государственном устройстве. Подобно курфюрсту из Саксонии, который сказал о катехизисе Лютера, что для него это сочинение является самым любимым после Библии, так для многих "Наставление в христианской вере" стало незаменимым сокровищем и путеводителем к Богу. Отличный советник из Парижа, замученный в Варфоломеевскую ночь, П. де ла Паце, писал к Кальвину: "Нет никого в этом мире, кому бы я был обязан большей благодарностью, чем тебе; я не вижу никакой возможности, чем бы я смог тебя отблагодарить в этой бренной жизни за нетленное, которое я почерпнул в твоей книге."

* Научный труд Меланхтона от 1521 "Лоци цоммунес", в котором даны изложения христианской веры и учение о нравственности, "Комментарии" Цвингли от 1525 года, в которых говорится об истинах христианской веры в противовес римским и другим лжеучениям, и также "Катехизис" Лютера от 1529 года - все они преследуют одну и ту же цель, что и труд Кальвина, однако они дают не настолько исчерпывающее освещение предмета и уступают Кальвину по глубине и ясности изложения.

Кальвин не остался стоять при своем первом сочинении этого труда. В продолжение более двадцати лет он трудился неустанно и притом с большим благословением, чтобы еще и еще совершенствовать труд. Последнее издание от 1559 года включало в себя четыре отдельные книги: "О познании Бога и Его дела творения"; "Об Иисусе Христе и Его деле спасения"; "О Святом Духе и Его деле возрождения"; "О церкви как о теле Иисуса Христа, в котором в преизбытке все средства благодати, однако которые являются собственностью исключительно только тех, кто получил новое рождение через Святого Духа и имеет новое сердце".

В третьей книге Кальвин касается так же учения, которое зачастую ставили ему в упрек, - предопределения и избрания по благодати. Пока он остается при утверждении, что Бог во Христе избрал Свой народ прежде основания мира, то он прав, как только он начинает учить - чего слово Божие не делает - говоря: "Кого Бог не избрал, тех Он отверг, Он прошел мимо них при избрании", - тут он заблуждается. Такой вывод истекает из рассудка, такое заключение отводит от веры тех, кто должен держаться по-детски просто за откровение Бога и Его слово. Неверие и суеверие цепляются за этот вывод и ищут укрепиться в нем.

Многие души весьма пострадали от учения Кальвина об "отверженных" и "отвержении". Однако должно быть отмечено, что ни он, ни все остальные, утверждающие: "Мы избраны", - не могли воспользоваться этим учением для оправдания своего легкомысленного странствования. Однако мы не сможем еще ближе и подробнее исследовать все действие и все содержание "Наставления", книги, являющейся великим трудом жизни Кальвина. Приведем лишь одно предложение, которое можно было бы назвать краеугольным камнем всего учения Кальвина. Оно гласит: "Никакой иной истинной веры нет, кроме той, которую запечатлевает Сам Святой Дух в наших сердцах."

Кальвин в Женеве до его изгнания

Мы уже видели, как Кальвин был удержан в Женеве Фарелем, чтобы начать трудиться проповедником и учителем теологии, тогда, когда он направлялся в Страсбург. Хотя Реформация уже была начата в Женеве через Фареля, Кальвину все же предстояло выполнить тяжкое задание. Он предоставил Реформации лично самого себя. Он счел себя именно тем, кто должен образовать идеал христианского государства, такого, как старозаветное государство Израиля, которое было ответственно перед Богом как за все общество, так и за отдельных членов, за их нравственность и поступки, так чтобы наказывать не только блудниц и убийц, но и неверных учителей и лжепророков истреблять из своей среды. Чтобы образовать в женевской республике подобное государство, Кальвин представил перед советом исповедание веры, сочиненное им самим, в котором весь образ жизни граждан в церкви и государстве точно подводился под эти требования. В соответствии со своей силой духа и строгостью он настойчиво преследовал поставленную им самим цель. Однако когда он начал воплощать в действие неумолимые церковные наказания, чтобы этим воспрепятствовать в дальнейшем всеобщей безнравственной жизни жаждущих наслаждения женевских граждан, и начал карать за церковные упущения гражданскими наказаниями и церковными штрафами, то восстановил против себя не только граждан, но и магистрат.

Прежде всех вольнодумная партия либертинцев, отрицающая грех, ад и небо, живущая необузданной жизнью, имеющая многочисленных приверженцев среди женевской молодежи из богатых семей, признала требования Кальвина невыносимыми и прилагали все усилия к тому, чтобы свергнуть его со всей консисторией (церковно-административный орган евангельской церкви). Когда же затем синод, состоявшийся в Лозанне в 1537 году, признал предложения Кальвина и Фареля отменить все торжественные и праздничные дни за исключением воскресенья, устранить из церкви камень крещения и некоторые другие изменения бессмысленными нововведениями и не одобрил их, то недовольные в Женеве сочли это время благоприятным свергнуть ненавистное иго. От проповедников потребовали, чтобы они отменили постановления, принятые в Лозанне; когда они отказались сделать это, то вынуждены были покинуть город, в котором они сделали так много доброго. Фарель отправился в Нойнберг, Кальвин - в Страсбург. Фарель трудился в Нойнберге спокойно до конца своей жизни. Он упокоился во Христе Иисусе в преклонной старости в 76 лет 13 сентября 1565 года, спустя год после смерти его великого соработника Кальвина. Несмотря на физическую слабость, он трудился с непоколебимым мужеством, в великой верности и неустанной ревности исполнял дело Божье. Возможно, он достоин утверждения, что из всех реформаторов он один не стремился выставлять свою личность и не задавался целью воздвигнуть новую систему. Приводить души к Иисусу - это было его радостью, его единственной страстью.

Кальвин в Страсбурге

В Страсбурге Кальвин получил место проповедника и профессора теологии. Три года подряд реформатор работал здесь с изумительным усердием, несмотря на многие искушения и телесные страдания. Он учил, проповедовал, вел обширную переписку, писал книги, защищал веру и подкреплял верующих повсеместно, особенно в Женеве. В его страсбургской общине находилось где-то 15 тысяч беглецов из Франции, которые оставили свою родину ради веры, теперь они объединились вокруг него. К нему приходили за советом и наставлением и учителя, и студенты. В это время он написал толкование по Посланию к Римлянам, снова переиздал "Наставление в христианской вере", опубликовал просмотренный и весьма улучшенный им перевод Библии на французский язык своего друга Оливетана и опубликовал сочинение о вечере. Он много раз посетил Германию и участвовал в работе рейхстагов во Франкфурте (1539), в Хагенау и Вормсе (1540). При этих возможностях он вступил в более близкие отношения с немецкими реформаторами. Он познакомился с Меланхтоном лично, и с этого времени они были связаны самой сердечной дружбой до конца своих жизней. Лютер и Кальвин были знакомы друг с другом только через свои сочинения, они высоко ценили друг друга как соработники в одном деле. Притом Кальвин в учении о вечере стоял ближе к Лютеру, чем к Цвингли, хотя его учение больше походило на учение Цвингли, чем на учение немецкого реформатора. По Кальвину, как учил и Лютер, на вечере действительно принимались тело и кровь Христа. Однако и тут есть противоречие к изложению Лютера: "Только душой и только верующим причащающимся."

На время пребывания в Страсбурге приходится его брак с Иделеттой из Буре в Гельдерне. Реформатор проводил свою жизнь в великой преданности своему делу, так что у него не было времени думать о своем благоустройстве, потому его друзья сочли необходимым позаботиться о нем и подыскать ему спутницу - жену. Они предложили Кальвину богатую благородную даму, которая была согласна выйти замуж за знаменитого человека. Кальвин, однако, отверг этот выбор, потому что, как он написал к Фарелю: "Она не говорит пофранцузски и, по всей видимости, горда своим происхождением и воспитанием." Тут Буцер обратил его внимание на Иделетту из Буре, жену своего друга анабаптиста (перекрещенца) Штордера, который умер и оставил жену вдовой с детьми. Эта женщина более отвечала его желаниям. Итак, в сентябре 1540 года он женился на ней и принял в ней верную, самоотверженную спутницу в жизни и страданиях - не только преданную опекуншу над больным, постоянно страдающим подагрой мужем, но и исполненную верой утешительницу, которая, когда извне над Кальвином бушевали ураганы, высоко вздымая волны противостояния, шла в свою комнатку, закрывала за собой дверь, становилась на колени и страстно взывала к Богу, умоляя Его за его раба и за Его великое дело.

Кальвин снова в Женеве

После изгнания Кальвина в Женеве подняли свои головы либертинцы и всякие души, непокорные Христу, и положение в городе стало хуже того, когда граждане были порабощены жестоким римским игом идолопоклонства. Католики надеялись, что город возвратится в прежнее лоно церкви. На прямое требование относительно этого со стороны кардинала Садолета реформатор из Страсбурга ответил таким решительно острым посланием, что никто более уже не осмеливался предъявлять к Женеве таких наглых претензий. В самом городе радовались о таком отпоре со стороны Кальвина, Лютер же сказал об этом: "Это послание, которое имеет руки и ноги!"

Вирет, реформатор из Лозанны, и другие друзья Реформации, наконец, смогли склонить общину и совет города для спасения вызвать назад Кальвина. 1 мая 1541 года был отменен приговор изгнания, и 13 сентября реформатор возвратился из Страсбурга в Женеву, чтобы продолжать там начатое им дело. Он сделал это с озабоченным сердцем после многих просьб и долгих раздумий. "Я не знаю на земле другого подобного места, - говорил он, - которого я боялся бы больше, чем Женевы! Однако я не могу отклонить того, что должно послужить во благо Церкви." К Фарелю он писал: "Поскольку я не принадлежу самому себе и не могу делать лишь то, что мне хочется, то предаю себя связанным и безвольным в жертву Богу."

В Женеве реформатора приняли с великими почестями и обещаниями, что отныне ему все позволено и что все будут считаться с ним. Кальвин тотчас приступил к тому, чтобы восстановить исповедование веры почти в том же виде, как оно было сочинено ранее, и обсудил с советом порядки, какие должны быть отныне в церкви и государстве. Его предписания были внесены в новый свод законов, который был принят советом 2 февраля 1542 года. С того времени наступило кальвинистское гражданское и церковное государство. На официальных домах, на доме совета, на зданиях школ греческими заглавными буквами было начертано Имя Иисуса, все должно было быть посвящено Господу. Однако при этом были полностью преданы забвению слова, изреченные Самим Господом: "Царство Мое не от мира сего".

Порядок в городе был восстановлен быстро. Однако женевскому реформатору в последующих 23 годах неустанной деятельности не было недостатка во всякого рода клевете, неблагодарности и явной вражде. Неугомонная партия либертинцев не давала Кальвину покоя ни днем, ни ночью, ставя препятствия на его пути во всех его делах. Часто народ и совет впадали в недовольство, неоднократно взбудораженная толпа кричала: "Довольно чикаться с ним! Утопите его в Рейне!" На улицах вослед его кричали и свистели. Многие, издеваясь, называли своих собак его именем, некоторые выговаривали это так, что оно звучало, как "Каин". Среди такого потока злословий Кальвин стоял непоколебимо, как скала, однако он нередко чувствовал себя одиноким и покинутым. Его верная жена была взята Богом в 1549 году, его трое детей умерли раньше. Враги усматривали в этом суд Божий. Как сильно страдал Кальвин, видно из слов, которые он написал в 1555 году: "Легче было бы для меня однажды быть сожженным папистами, чем так непрестанно быть мучимым этими людьми!" Притом его слабое тело ежедневно причиняло ему боли. Насколько совершенно иначе, насколько счастливее была жизнь немецкого реформатора в кругу семьи и в его труде при признании со стороны властей, господ, покровителей и друзей!

Благословение Божье однако не оставляло служителя. Церковь в Женеве через строгую дисциплину, которая особенно проявлялась в праздновании вечери, и через верное служение на основании слова Божьего в городе и вне превратилась в сияющий образец. Из Женевы выступало целое воинство борцов за Евангелие, многие из которого в разных странах запечатлели свою веру пролитием крови, притом сочинения и книги Кальвина несли слова жизни во многие страны, его учение вследствие ясности и глубины находило прием особенно в тех местах, где Реформация была насаждена Лютером и Цвингли.

Кальвин и Сервет

В борьбе Кальвина за чистоту христианского государства знаменателен случай сожжения лжеучителя Сервета в Женеве. Это отмечают как позорное пятно в жизни и деятельности великого и нравственно чистого реформатора. Мигель Сервет (Сервете), испанец, родился в том же году, что и Кальвин (1509). "Он был человеком больших спекулятивных способностей, непомерного зазнайства и самомнения." Он обучался юриспруденции, медицине и теологии, был при этом еще математиком и астрономом. Он воодушевлялся учением и идеями Реформации, однако полагал, как и многие другие, что Реформация впервые стала делом просвещения и восстановления истинной религии, что теперь пора освободиться от веры, покоящейся на "мертвых буквах" Библии. Более того, в одной книге он восстал против учения Триединства Бога и посягнул на сам фундамент христианства.*

* Сервет был пантеистом, он учил, что Бог является всем и все является Богом. Притом он был материалистом, полагая, что видимое является субстанцией Бога и изначально от вечности Он отвергал разницу между Творцом и творением, полагая, что они взаимозависимы и являются одним и тем же.

Книга была напечатана в католической Вене, и там же автор был арестован. Сервет избежал тюрьмы и был либо ослеплен, либо вызывающе смел, что явился в Женеву. Партия либертинцев приняла его с радостью. Кальвин же, который однажды уже имел дело с этим лжеучителем в Париже, стремился по возможности заполучить его даже из Вены, обвинил его, и Сервет был арестован. Либертинцы прилагали все усилия к тому, чтобы оправдать Сервета и таким образом раз и навсегда сломить твердую волю Кальвина. Исход дела долгое время оставался неопределенным, и Сервет предвкушал непременную победу. На заседаниях он называл Кальвина вторым "Симоном волхвом", требовал его ареста и наказания.

Совет, наконец, призвал представителей четырех протестантских городов Берна, Базеля, Цюриха и Шафхаузена, чтобы узнать, какой приговор они вынесут для Сервета. Все церкви и государственные учреждения этих городов единогласно заявили: "Сервет должен умереть!" Так городской совет Женевы приговорил Мигеля Сервета быть заживо сожженным. Несчастный этого не ожидал, он был раздавлен, кричал и вопил. И все же, несмотря на это, в нем не было ни малейшего раскаяния. Таким образом, Мигель Сервет был заживо сожжен 27 октября 1553 года.

Ни один из католиков, да и из протестантов не видели тогда несправедливости в смерти Сервета со стороны обвинителей и судей. Сам Кальвин изначально желал смерти богохульнику, однако, и это доказано, до последнего он был против чудовищной казни - сжигать заживо, но требовал лишь простого умерщвления через меч. К тому же он не хотел подводить Сервета под приговор как лжеучителя, но требовал его уничтожения как опасного государственного преступника, который усердно распространял свое пагубное учение, способное подорвать устои общественного здания и погрести под обломками тысячи и тысячи людей! Реформатор никогда не смог бы преследовать католика и предать его смерти лишь на том основании, что он есть и остается католиком, несмотря на это, во многих странах в то время бесчисленное множество протестантов должны были претерпевать самые ужасные виды смерти лишь за то, что они протестанты.

Труд Кальвина и его сочинения

В двадцати трехлетнее вторичное пребывание в Женеве, как и в Страсбурге, несмотря ни на внутренние, ни на внешние искушения, Кальвин развернул достойную изумления деятельность. Он проповедовал почти ежедневно, не пропуская никаких совещаний в консистории и общине духовных лиц (V?n?rable Compagnie), которую он основал во благословение многих стран, писал свои научные весьма ценные толкования к книгам Ветхого и Нового Заветов, издавал, если на то оставалось время и позволяли возможности, полемические, поучительные сочинения, вел обширную переписку с князьями, теологами, учеными, церквями и одинокими свидетелями веры из разных стран, притом он преподавал вместе с Теодором Беца и другими известными людьми в коллегиуме и в академии, которые своим возникновением так же были обязаны Кальвину.

В собрании сочинений и писем реформатора, изданном под названием "Общество Кальвина", труды его составили 54 внушительных тома. Как и в "Наставлении в христианской вере", о котором мы уже подробно говорили, во всех его трудах просматривается полнота, богатство и глубина божественного познания, его острый ум, ясность выражений, истина и в то же время его чистый, зачастую классический язык. Что касается содержания, то труды женевского реформатора имели значительное, благотворное влияние на ход и дело всей Реформации в совокупности: ни лютеранская, ни епископальные церкви не могли остаться вне этого влияния. Реформационная церковь (ее называли так же пресвитерианской), которая со дней ее основания через Цвингли и Кальвина своей большей простотой и чистотой стояла вдали от человеческих преданий и легенд, являясь мощным препятствием на пути папства, позднее стала большей носительницей и свидетельницей учения Кальвина.

Последние дни Кальвина

На всем протяжении тернистого пути Кальвину абсолютно не выпало блеска популярности, которая освещала великую личность Лютера и его путь. Так же и конец пути великого швейцарского реформатора является лишь последним звеном в длинной цепи его многих страданий и лишений.

Кальвин не только постоянно страдал, но он к тому же был "беден, как нищий", как повествует нам история. В 1546 году женевский совет оповестил о "болезни господина Кальвина, которому не на что жить" и послал ему 10 талеров. Однако Кальвин выслал деньги обратно, так как они ему "не пригодились", и когда совет на эту сумму выслал ему вина, то он принял это, но позднее выслал из своего жалованья 10 талеров, "чтобы облегчить этим участь нуждающихся сотрудников"! С 1559 года Кальвин был почти постоянно болен. "Боли в голове, боли в ногах, боли желудка, кровохаркание, затрудненное дыхание, подагра и камни", - вот что значилось в списке его страданий и бед, но неустанно деятельный человек и сейчас не щадил себя; несмотря на убедительные просьбы друзей, он не прекращал трудиться на ниве Божьей, ничто не могло остановить его. Он неустанно продолжал свое служение. "Вечером 6 февраля 1564 года сильный кашель прервал его речь, его рот наполнился кровью. Он вынужден был сойти с кафедры, пожелал верующим благословения, сказав, что он уже не поднимется больше на кафедру." Он жил еще почти четыре долгих, мучительных месяца, которые он провел большей частью в постели, постоянно занятый писанием и поучая домашних. В это время он отослал деньги из своего мизерного жалованья, поскольку он уже несколько месяцев не проповедовал. В пасхальный понедельник, 2 апреля, он попросил понести его в церковь и из рук своего последователя Бецы вместе со всеми принял вечерю. В том же месяце он пригласил к себе членов совета, а через день духовенство города, наставляя и умоляя их, чтобы они каждый в своем призвании оставались верными Богу, жили и трудились, как истинные свидетели Его, потом, подав каждому руку, простился со всеми.

Преклонный старец, верный друг Кальвина, Вильгельм Фарель, известил больного, что он посетит его, чтобы еще раз увидеться. Но Кальвин думал: "Для чего бы ему затруднять себя? Мы же вскоре с ним увидимся на небе", - и написал ему следующее: "Всего тебе доброго, мой добрый верный брат. Если Богу угодно будет, что ты при моем отшествии все еще будешь здесь, то вспоминай о нашем искреннем сердечном единстве, награда за что, по мере нашей полезности Церкви Божьей, ждет нас на небесах. Мне очень не хочется затруднять тебя посещением меня. Я дышу тяжело и с каждым часом ожидаю, когда дыхание прекратиться. Но достаточно того, чтобы я жил и умер во Христе, Который для Своих и в жизни, и в смерти является приобретением. Еще раз всего доброго тебе и всем братьям, твоим коллегам."

Фарель, однако, все же явился. Усталый и запыленный от дальнего пути, семидесятипятилетний старец предстал пред смертным ложем своего верного сотрудника, которого он удержал молодым для труда на ниве Божьей в этом городе. К сожалению, до нас не дошла беседа этих старых борцов и свидетелей Бога.

После посещения Фарелем Кальвин прожил еще пару недель. Последние дни его жизни были непрерывной молитвой. Между тем, во время его болей и страданий мысли его были сосредоточены на выдержках из Св. Писания. Он часто повторял Пс. 38, 10; Исаия 38, 14 и Рим. 8, 18. В субботу 27 мая 1564 года Бог забрал к Себе своего верного служителя, он упокоился со словами на устах: "Ибо думаю, что нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас", - здесь он сделал еще несколько тяжелых вздохов, и душа улетела. Его страстное желание выдвориться из тела и водвориться во Христе было исполнено.

Это случилось около восьми часов вечера. "Так зашло, говорит нам его биограф, - в момент его упокоения в этот день солнце и великое светило, которое освещало Церковь Божию здесь на земле." Кальвин, по своему желанию, был похоронен по обыкновению, и более двухсот лет гроб реформатора покрывала обычная земля. Ныне же небольшой темный камень показывает путешественникам место покоя Кальвина, где, по преданию, лежат его останки.

"Он жил, - пишет Теодор Беца, - 54 года, десять месяцев и семнадцать дней и ровно половину своей жизни в благословенном сане проповедника. Он был среднего роста, темного, но бледного цвета лица; его глаза до самой смерти были блестящими и выдавали острый ум. Он жил почти без сна. Сила его памяти была почти невероятной, его выводы были настолько рассудительны и ясны, что зачастую, казалось, они имеют божественное происхождение. Он не был другом многословия и избегал искусного красноречия, но писателем он был отменным... После того, что я, будучи знаком с ним в продолжении 16 лет, дал достоверное описание его жизни и смерти, я могу к этому прибавить, что для нашей жизни и нашего странствования он был избранным христианским образцом, который так же легко оклеветать, как трудно ему подражать."

Далее: Глава 2-21

Реформация вне Германии и Швейцарии. Италия.

Назад: Глава 2-19

Открытие Тридентского собора. Договор между папой и кесарем. Шмалькальденская война. Конец и последствия войны. Аугсбургское исповедание. Благоприятный поворот событий. Кесарь в бедствии. Договор, заключенный в Пассау и аугсбургский религиозный мир. Конец жизни Карла Пятого. Антиреформаторские стремления. Орден иезуитов.

Оглавление