• Евангелие

• О Церкви

• Назидание

• Учение

• О сайте

• Контакты

• Ссылки

Андре Миллер. "История христианской Церкви"

ПЕРВЫЙ ТОМ. Глава 24

Иннокентий Третий и его время (1198-1216)

Во время правления великого папы римский престол достиг власти на высшей ступени. Тринадцатое столетие всеми признается за период расцвета папской славы. Мы были свидетелями первых шагов папской надменности при смелых утверждениях Иннокентия Первого и Льва Великого в пятом столетии. Григорий Великий в седьмом, Николай и Иоанн в девятом столетии бодро укрепили основание великого папского здания. Григорий Седьмой наконец начал, если нам позволительно так выразиться, строительство крыши здания. Как нам известно, целью этого незаурядного человека было придать папскому Риму такую власть и великолепие, какой владел некогда кесарский Рим, и таким образом престол Петра вознести над всеми другими престолами. Однако непреклонному борцу все же не удалось увидеть окончание отчаянной борьбы. Рим был взят, сам Григорий вынужден был бежать и умер в изгнании в Салермо. Более ста лет после его смерти ни один папа не восходил на римский престол, который был бы в состоянии довести до конца начатое дело. Только в конце двенадцатого столетия на престоле оказался человек, который по энергичности и уму был подобен Григорию, если не превосходил его. Это был Иннокентий Третий. Смелые планы, которые были составлены Григорием, Иннокентий сумел осуществить до конца. Вне сомнения, ему пришли на помощь различные благоприятные обстоятельства, так что он смог достичь цели, которая в течение столетий казалась фантазией. Этой целью было "священническое господство, царственная власть и сила над всеми правителями земли". Иннокентий своей твердой рукой и неустанной ревностью привел в движение весь механизм папской системы, чтобы обеспечить римскому престолу неограниченную власть навеки. Однако остановимся здесь на некоторое время и спокойно рассмотрим, каковы помыслы Божии относительно этой великой системы.

Вавилон из Откровения 17

Обратим вначале наш взор на оба послания, в Пергам и Фиатиру, которые занимали наше внимание в последнее время. В послании к пергамской церкви, мы видели, как церковь опустилась на положение мира, туда, "где престол сатаны". К тому же возникли лжеучения и заблуждения всякого рода, которые потрясали церковь. Учение Валаама есть идоложертвенное, и любодейство прокладывало себе дорогу все более и более. В послании в Фиатиру была введена Иезавель, которая называет себя пророчицею. Она властно насаждает в церкви идолопоклонство. Эти и многие другие мерзости мы находим в золотой чаше в руке великой блудницы (Откр. 17).

По нашему мнению, едва ли может возникнуть какое сомнение относительно образного изображения жены в названной главе. Эта распутная женщина восседает на троне среди всеобщего разврата в городе, стоящем на семи холмах "Здесь ум, имеющий мудрость. Семь голов суть семь гор, на которых сидит жена" (Откр. 17,9). "В служении свободе громовым голосом гремело его красноречие над семью холмами, - говорит один из составителей истории относительно Арнольда из Брешиа. Всякому читателю известно, что подразумевается под этими "семью головами". Это есть на семи горах построенный Рим. Его религиозная развращенность дала ему имя "мать блудницам и мерзостям земным". Однако может возникнуть вопрос, почему она названа великим Вавилоном? Это, как мы полагаем, есть образное выражение, как Иерусалим назван "Содомом и Египтом". "И трупы их оставит на улице великого города, который духовно называется Содом и Египет, где и Господь наш распят" (Откр. 11,8). Настоящий город Вавилон, столица Халдеев, на самом деле был построен не на горах, а в долине, называемой долиной Сеннаар. Из этого мы можем заключить, что 17 и 18 главы Откровения знакомят нас с ужасным судом, который разразится над Римом, этим духовным Вавилоном, иначе говоря - над папством. Ведь эти слова принадлежат не несовершенному перу какого-либо составителя истории, но Самому Святому Духу, Духу истины, видящему конец с самого начала. Папская система, во всей совокупности, с позиции Бога отвержена и с самого начала осуждена. Представляет наивысший интерес заняться исследованием основных характерных особенностей этой системы, что мы и сделаем.

1. Жена, показанная Иоанну в откровении, была "сидящею на водах многих". Ангелы изъясняют пророку в 15 стихе значение этого образа: "Воды, которые ты видел, где сидит блудница, суть люди и народы, и племена и языки." Женщина, или же извращенная система Рима, оказывала душегубительное влияние на все эти народы, племена и языки.

2. Блудница находится в окружении всякого рода людей, в общении с мятежниками и развратниками всяких мастей: "С нею блудодействовали цари земные и вином ее блудодеяния упивались живущие на земле." Слово "блудодействовали" в этой связи показывает великую обольстительную власть римской системы, отвращающей сердца от Христа, единственного Объекта веры. Священник становится между сердцем и Господом, Библия была удалена, Божья воля затемнена мраком, люди напивались из источника захватывающих церемоний и учений, сделав невозможным какоелибо истинное поклонение. Вся земля напоена вином ее блудодейства. Но ее ужасный конец приближается. "Ибо грехи ее дошли до неба, и Бог воспомянул неправды ее. Воздайте ей так, как и она воздала вам, и вдвое воздайте ей по делам ее, в чаше, в которой она приготовляла вам вино, приготовьте ей вдвое" (Откр. 18,5-6).

3. Далее женщина предстает как царица и правительница, имеющая земную власть. Иоанн видел "жену, сидящую на звере багряном, преисполненном именами богохульными, с семью головами и десятью рогами". Будь то вновь востановленное римское господство (Откр. 13), будь то разные государства, которые восстали из развалин под единство кесарской власти, будь то, наконец, все государства и правительства земные - женщина возносится над всеми, ее жезл, ее окровавленный меч вознесен над всеми, будто бы она Самим Богом поставлена госпожой над всеми. Папы претендовали на кесаревскую одежду из пурпура и багряницы, на место кесарского орла ставили ключ распятия и "Его святость" была призвана обеспечить неограниченное господство над миром. Рим вновь превратился, и не только номинально, во властителя над миром. Он облек себя в новую власть, которая была страшнее прежней. Кесарский Рим со своим войском не смог достичь такого раболепия, такой покорности, как папский Рим своими анафемами. Цари трепетали на своих тронах от папского деспотизма и склонялись в прах, подобно самому презренному рабу, перед духовной властью Рима. Все христианство в страхе и трепете ловило строгие слова высокопоставленных священников. Духовенство рассматривало папу как источник их придаточной власти под его покровительством. Народ, утопавший во мраке невежества и суеверия, смотрел на Рим, как на земное божество, имеющее власть над земным и вечным жребием людей. Богатства стран стекались в казну святого Рима и возводили последователей галилейского рыбака на такое положение, которое далеко превосходило блеск и великолепие ближневосточных кесарских дворцов. Папский Рим простирал свое господство далеко за пределы своего государства. Многие народы, племена и языки склоняли свои головы под иго папства. Ирландия, Северная Шотландия, Швеция, Дания, Норвегия, Пруссия, Польша, Моравия, Чехия, Австрия, Венгрия и значительная часть Германии через римских посланников, таких, как Бонифакс и другие, были подведены под пастырский посох священства Рима И хотя папство с течением времени утратило прежнюю власть и силу, все же из Священного Писания ясно вытекает, что перед своим окончательным судом оно вновь укрепится и будет иметь новое влияние на страны и народы.

4. Однако великая блудница восседает не только на водах многих и на звере багряном, но и на мерзостях и нечистотах блудодейства ее. "Жена облечена была в порфиру и багряницу, украшена золотом, и драгоценными камнями, и жемчугом, и держала золотую чашу в руке своей, наполненную мерзостями и нечистотами блудодейства ее." Несмотря на ее внешнее великолепие, которое пленяет и изумляет мир, в глазах Божиих она распутная женщина, с золотой чашей, наполненной ее мерзостями. Читатель помнит, с какой энергией и ревностью римская церковь утверждала покло нение намалеванным изображениям или высеченным статуям. Мы не сомневаемся в том, что под выражением "мерзости" нужно подразумевать эти идолы. Во многих других местах Священного Писания находятся такие же выражения для обозначения идолопоклонства и предметов, которыми совершается подобное идолопоклонство.

5. На лбу у этой женщины написано: "Тайна, Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным." Это есть тягчайший и чудовищнейший грех Рима, постыднейший дьявольский обман. Об истинной небесной тайне написано: "Тайна сия велика, я говорю по отношению к Христу и к Церкви" (Еф. 5,32). Вместо того, чтобы покориться Христу и быть Ему верным, эта женщина развращает, как бесстыдная блудница, великих земли. Эта женщина не только сама является блудницей, но она названа матерью блудницам, она имеет много дочерей. Всякая религиозная система в христианстве, которая в какой-то степени нацелена на то, чтобы отвратить души от Христа и направить их внимание на предметы, стоящие между душой и Господом, есть дочь этой великой матери духовного блудодейства.

6. Жажда этой женщины напитаться кровью святых Божиих ненасытна. "И видел я, что жена упоена была кровию святых и кровию свидетелей Иисусовых и, видя ее, дивился удивлением великим." Это удивительное зрелище женщина, то есть религиозная община, исповедующая себя истинной невестой Христа, упоена кровию мучеников. Мы должны в какой-то мере понять это. Какие бы чрезвычайные дела не проходили пред его, Иоанна, глазами, но тот факт, что религиозная система, называющая себя церковью, пьет кровь святых, превосходит все его представления. Однако нам предстоит вскоре уже не видением, но наяву увидеть эту печальную действительность. Иннокентий Третий был человеком, который объявил войну жителям южной Франции и навел меч прославленного Симона из Монфора на альбигойцев и вальденсов под предлогом исполнения воли Христа и облечения полнотой Его власти.

С 7 стиха до конца 18 главы Откровения мы находим истолкования видения из уст ангела о страшном суде от Бога и со стороны людей, который будет наведен на Вавилон.

Иннокентий и цари земные

Различные характерные признаки Вавилона, как это дает Священное Писание в только что рассмотренных главах, можно найти в истории Иннокентия Третьего шаг за шагом. Однако нам не должно полагать, что дух Вавилона ограничивается одними папами. Писатели и читатели имеют достаточно оснований для того, чтобы бодрствовать и не допустить проскользнуть этому духу в их сердца. Если мы не странствуем с Господом, в общении с Его страданиями и в надежде Его славы, то мы находимся в опасности впасть в сети сатаны. К сожалению, часты случаи, когда христиане временные, сиюминутные удовольствия и благополучие в этом мире подводят под общий знаменатель с Именем Христа. Как раз именно такое нездоровое смешивание Христа с миром и неба с землей являет собой истинную природу Вавилона. Всякий исповедующий Имя отверженного Христа, сердце которого привязано к миру, уязвлен духом Вавилона. Несмотря на то, что он связан с Царем Небесным, он навостряет уши, чтобы не пропустить льстивые заверения князя мира сего и идет навстречу его лукавым подачкам. О, да оградит нас Господь, да убережет от искушения смешивать крест и славу Христа с современными ценностями злого тленного мира. Ничто так не бесчестит и не оскорбляет Бога, как подобное смешение. Это наведет страшный суд на номинальную церковь.

Настоящее имя Иннокентия было Лотарио де Конти. Он происходил из знатной римской семьи, из дома графа из Сенги. Под руководством двух своих дядей, кардиналов из городов Сергия и Павла, природные способности мальчика развивались с изумительной скоростью. Позднее он получил обширные познания в школах Рима, Болоньи и Парижа, стал знаменитым ученым. Его любимым предметом было каноническое право. По смерти Целестина Третьего он традиционным образом был избран папой и 22 февраля 1198 года в молодом возрасте, в 37 лет, был посвящен. Кардиналы приветствовали его и ввиду его безупречного жизненного хождения почтили его именем Иннокентий, что значит "беспорочный" или "невинный."

Приведем здесь несколько выдержек из речей посвящения Иннокентия и несколько цитат из его сочинений. Безграничное честолюбие, соединенное с громкими заверениями в личном смирении, тотчас явит наглядно нашему читателю дух, каким он был одержим. "Вы видите, - говорил он, - какого рода есть служитель, которого Господь ставит над Своим народом. Он есть никто иной, как наместник Христа, преемник святого Петра. Он есть помазанник Господен, он стоит посреди Бога и людей: под Богом, над людьми, меньше Бога, больше людей. Он судит всех, но никем не может быть судим, ибо написано: "Я буду судить." Однако тот, кого так высоко возносит его положение, унижен должностью служителя, дабы была превознесена кротость и унижена гордость, ибо "Бог гордым противится, но смиренным дает благодать", и всякий возносящий себя будет унижен." Уже в первой книге Моисея Иннокентий находит толкование для папства. "Небосвод указывает, утверждал он, - на церковь. Как Творец расположил на нем два больших светила, большее для управления днем, а меньшее для управления ночью, так Он установил две больших власти: большую для управления душами, меньшую для управления телами людей. Эти власти есть одна папская, другая кесарская. Однако луна, как меньшее творение, получает свет от солнца, она меньше солнца как по величине, так и по интенсивности света, поскольку оно сияет на небосводе соответственно своему месту. Подобно этому, кесарская власть получает свое достоинство и блеск от папской, так что чем больше она приближается к большему светилу, тем более лучи большего светила покоряют его собственные и заимствованная слава исчезает. Потому было установлено, чтобы эти светила в нашей стране Италии занимали каждое подобающее ему место, вследствие объединения главенств мирской и духовенской власти, на которых находится весь фундамент здания христианской веры, которое по этой причине превозносится над обеими." (Кафедра Петра. Том 3 стр. 363 (на нем. яз.)).

После этих утверждений он делает выводы о земной власти папства: все цари и короли мира есть его подчиненные и слуги, только папе принадлежит безграничная власть.

Иннокентий и Рим

Будучи мудрым человеком, Иннокентий начал большое дело своей жизни с полного изменения в собственном доме. Строгая простота заступила на место великолепия и роскоши. Бесчисленная знать и благородные пажи, которые ранее заполняли дворец, были распущены, однако не без прекрасных даров, которые были доказательством дружелюбия папы. Горожане, привыкшие получать подарки при всякой смене правителей, также не были забыты. Он владел, вместе с отвагой Григория Седьмого, также политической осторожностью и прозорливостью Александра Третьего. Он знал римлян и умел управлять ими, хотя это не было легким делом. Прислушаемся, что говорит Бернар в одном из своих писем к тогдашнему папе об этом народе: "Почему я должен упомянуть о народе? Это римляне. Я не нахожу никакого более краткого и ясного определения, чтобы выразить мое мнение о членах твоей церкви. Кому не были известны распущенность и высокомерие римлян? Это совершенно непривычный к миру, склонный к мятежам, беспощадный и упрямый народ. Он отвергает всякую покорность до того момента, пока видит хоть малейшую возможность устоять... Кого сможешь ты найти в твоем городе, как велико ни было бы его влияние, кто хотел бы видеть на посту папы, не имея на то прямых претензий на выгоду или, по крайней мере, не надеясь из этого извлечь какую-либо выгоду? Они клянутся в верности, но только для того, чтобы легче обмануть тех, кто им верит в этом. Они высокомерны, чтобы покориться, невежественны, чтобы править, неверны по отношению к своим господам, невыносимы по отношению к подчиненным, бесстыдны в своих претензиях, упрямы в своих отказах, напористы, когда стремятся получить доказательства благосклонности, неблагодарны, когда им кто-то оказывает благодеяние, болтливы без меры, весьма скоры на обещания, но прячутся в кусты, когда дело касается их выполнения. Это искуснейшие льстецы, но в то же время злейшие клеветники. И вот ты поставлен пастырем среди таких людей, облеченный в золото и во всевозможный блеск. Если я имею возмож ность и право выразиться так, то ты поставлен пасти более демонов, нежели овец." (Ваддингтон. Том 2. стр. 158, нем.яз.).

Таким был характер народа, который окружал нового пастыря в Риме и над которым он должен был нести неусыпный контроль. Иннокентий же был не таким человеком, чтобы позволить обескуражить себя таким положением. Он начал свое правление с большим мастерством и энергией весьма успешно. Уладив свои домашние обязательства, он обратил свое внимание на город. Своим первейшим назначением он считал ликвидацию в Риме последних следов кесарской власти. Это было смелым шагом, на который решился Иннокентий, однако втайне он уже подготовил путь к этому шагу, разделив денежные сборы на тринадцать кварталов города. До тех пор римские перфекты в исполнении своей службы были подотчетны кесарю, они были представителями кесаревской власти. Иннокентий знал, как поколебать это, отвергнуть префектуру от кесаря и подчинить ее папской власти. Он взял меч из руки префекта, символ древней силы и власти, и заменил его серебряной чашей, символом мира и дружбы. Он освободил его от клятвы верности кесарю немецкого происхождения и вынудил его принести клятву ему самому ради получения от него инвеституры. Так были разорваны последние узы, которыми был связан Рим с кесарской властью.

Подобным образом папа уговорил сенатора, иначе говоря, главного в государственной судопроизводительной палате, сложить с себя полномочия и уступить место другому человеку, которого избрал сам Иннокентий и которого связал с собой клятвой. Судья, офицеры и все гражданское общество были подведены под необходимость принять клятву верности его духовному владычеству и признать окончательное превосходство святого престола над мирским.

Иннокентий и королевство Сицилия

Однако кесарский город во все времена был со всех сторон окружен опасными соседями. Королевство Сицилия и прекрасные провинции средней и южной Италии вплоть до самых врат Рима незадолго до того подпали под мучительное иго смелой немецкой авантюры. Это было преподнесено следующим образом:

Генрих Шестой, ставший впоследствии королем Германии, по прозвищу "Грозный", в 1186 году женился на Констанции, законной наследнице королевского трона Сицилии, а также всех норманнских областей, подвластных Италии. Явное преимущество, которое принес этот брак немецкому правителю, и вред, который должен был быть нанесен через него папству, взволновали тогдашнего папу Луция Третьего и побудили его предпринять шаги к расторжению этой связи. Однако смерть помешала ему довести свой план до конца. Его последователь Урбан Третий также не добился того, чтобы брак был расторгнут, таким образом, 27 января 1186 года в роскошном великолепии бала отпразднована свадьба. Однако вскоре в лице Танкреда, законного сына рано усопшего брата Констанции, объявился правитель, который также предъявил свои притязания на трон Сицилии и которого с большим усердием стало поддерживать папство. Таким образом, возникла война между двумя соперниками, которая велась со всей ожесточенностью. Генрих предпринимал неоднократные набеги на Италию, чтобы овладеть наследством своей жены. Удача улыбалась ему. Одна провинция за другой впадали в его руки, наконец, вся нижняя Италия, включая всю Сицилию, покорилась силе его оружия. Завоеватель действовал в покоренных землях безграничной жестокостью и излишней яростью. Великое множество духовенства и государственной знати были умерщвлены позорным образом. Прежде чем он возвратился назад в Германию, все крупные и почетные военные должности были переданы им выдающимся его офицерам. Замки, земельные угодья, прибыльные места и тому подобное он щедро раздарил авантюристам и наемникам, которые считали своим основным призванием все разорять и умерщвлять, так как их разбойничьи страсти были разбужены самим королем-завоевателем, так что для них никакие законы не были писаны.

Брат Генриха, герцог Филипп из Швабии, наряду с правлением Средней Италией был уполномочен господствовать над областями, включая родовое наследие маркграфини Матильды и герцогства в Тоскане. Марквальд, эльзасский рыцарь и любимец кесаря, содержал герцогства в Равенне и Романье. Конрад из Лютценбурга, рыцарь из Швабии, как герцог из Сполетто, был избран в правители над этим городом и его владениями. Так папское государство со всех сторон было окружено вражескими крепостями. Всякая связь с внешним миром была почти невозможной. Но рука, утвердившая цепь этих крепостей, должна была вскоре быть сломленной. Генрих умер неожиданно 28 сентября 1197 года в Мессине за несколько месяцев до вступления на папский престол Иннокентия Третьего.

Иннокентий и папская область

Смерть Генриха, бесконечные войны честолюбивых немецких рыцарей и двусмысленное положение всей Италии подготовили путь для расцвета таланта властелина у нового папы. Жестокое обращение Генриха воскресило в сердцах его итальянских подчиненных ненависть и сформировало взрыв всеобщего мятежа. Итальянцы страстно ожидали освободителя от ненавистного немецкого ига. Им стал Иннокентий. Он потребовал от Марквальда, страшного в облачении кесаревской власти, вернуть владения, принадлежащие церкви святого Петра, обратно. Марквальд медлил. Хотя он был бесстрашным, честолюбивым человеком, стяжавшим себе великую власть и огромные богатства, все же желал избежать открытой ссоры с папой. Поскольку он хорошо знал ненависть народа к чужеземным захватчикам, то ему было понятно его опасное положение, потому он и стремился склонить Иннокентия к мирным переговорам для заключения соглашения. Однако Иннокентий оставался непреклонным и отверг все его предложения. С большим нажимом папа потребовал еще раз беспрекословно исполнить его требования и возвратить церкви все области и земли, которые прежде были ее собственностью. Пока Марквальд медлил, поднялся народ, чтобы силою оружия исполнить требования папы. Началась война. Город за городом переходили в руки восставших, немецкие флаги срывались один за другим, и все, что только могло напоминать о немецком господстве, было уничтожено. Марквальд горел яростью и жаждал мести. Он совершал неоднократные набеги из своего укрепления в Равенне, грабя, убивая и предавая огню все окрестности. В слепой ярости он уничтожал церкви, замки, дома и нивы. Иннокентий же, со своей стороны, открыл сокровищницы папы, взял большую сумму денег, снарядил большую армию и объявил анафему всем мятежным вассалам церкви, в число которых он включал всех, кто оказывал помощь Марквальду.

Поражение Марквальда преисполнило страхом и ужасом всех остальных вождей. Они обратились к папе с предложением мира и обязались платить ему трибут. Однако Иннокентий был неумолим. Он потребовал безоговорочной передачи их владений в собственность престола святого Петра, а себя объявил наследником маркграфини Матильды и владельцем герцогства Тосканы. Однако не было ни одного события, которое имело бы в это время большее значение для папы, чем вероломное поведение царицы Констанции. После смерти мужа тотчас она покинула Германию, хотя была прямой наследницей трона и защитницей государства, и со своим несовершеннолетним сыном Фридрихом возвратилась назад в Сицилию. Интересы страны, где она родилась, она приняла за свои, со своим сыночком она кинулась в объятия папы, венчала своего несовершеннолетнего Фридриха на трон в Палермо и выпросила для него папскую инвеституру с королевством Сицилии, как подданного римскому престолу. Иннокентий хорошо понимал свою выгоду и слабость Констанции использовал для достижения своей цели. Царица и ее сын должны были признать безусловное верховенство папы над всем государством от Неаполя до Сицилии и принять обязательство ежегодно платить значительный трибут. К этому времени немецкие войска были вынуждены отступить в немногие оставшиеся им верными города. Они сделали это с угрозой и злобой, уступая лишь превосходящей силе.

Таким образом, по истечении одного года Иннокентий выглядел уже не только владельцем церковных имений, но и был действительным королем Сицилии. Все его предприятия увенчивались быстрыми триумфальными победами, блестящим успехом. Во вновь завоеванные земли Иннокен тий посылал бесчисленное количество легатов (уполномоченных папы римского), чтобы повсеместно дать прочувствовать его вездесущую руку и склонить жителей к покорности и к послушанию. Земли, замки, крепости и доходы, которые ранее принадлежали немцам, были объявлены собственностью папы. Это, однако, вызвало среди населения живое недовольство и упорное противоборство. Кесарские регенты и жители городов восстали против таких несправедливых мер. Насилие, кровопролитие и бесконечные распри вследствие этого годами стояли на повестке дня. Больше всех страдало королевство Сицилия под тяжестью этих обстоятельств. Однако Иннокентий невозмутимо продолжал идти по пути, на который встал с самого начала. Города, которые уклонялись оказывать честолюбивому папе почести побед в его так называемых боях, препятствовали ему вкушать удовлетворение и радость, подвергались жесточайшему гневу папы. Скудость их доверия он расценивал, как преступление против Самого Господа Иисуса, Чьим последователем он был и потому "не сделал ни одного греха, никакой неправды не было в его устах". Даже перед таким богохульством Иннокентий не отступал, ничто не страшило его, когда дело касалось достижения его цели.

Иннокентий и государство

Еще не прошло и года насыщенного великими событиями и волнениями правления Иннокентия Третьего, как умерла Констанция, мать несовершеннолетнего короля Сицилии. Предполагают, что ее смерть была ускорена ее материнской заботой о Фридрихе. Ему было около 4 лет, когда он был коронован королем Сицилии и наследником немецкого трона. В своем завещании она передала его под покровительство папы, как его покровителя, и чтобы ему, то есть папе, ежегодно выделялось три тысячи золотых монет для содержания ее сына, тогда как остальные необходимые средства должны быть собираемы со страны.

Однако, даже несмотря на этот колоссальный успех, спокойствие Рима не было застраховано. Вновь вспыхнула гражданская война со всеми ее ужасами. Не теряя ни мгновения времени, папа в торжественном тоне объявил сицилииской знати, что становится опекуном малолетнего короля и берет в свои руки управление государством. Тотчас послал он одного из своих легатов, чтобы потребовать от народа клятву верности новому правителю. Между тем Марквальд тоже не сидел сложа руки. Как только до него дошла весть о смерти королевы, он принял на себя титул сенешаля (предводителя дворянства) и в силу одного документа от имени бывшего короля Германии объявил себя претендентом на регентство над королевством Сицилия на время несовершеннолетия Фридриха. Чтобы придать своему притязанию необходимый вес, он собрал большое войско из авантюристов разных стран, окружил и взял Германию, папский город, был близок к взятию большого монастыря в Монте-Кассино. Восемь дней небольшой гарнизон папы успешно отражал все нападения Марквальда. На девятый день подоспело войско из Рима, которое деблокировало окруженных монахов. Герцог был вынужден снять осаду. Иннокентий между тем издал прокламацию, в которой все население от Неаполя до Сицилии призвал к оружию. Поспешно созывались полки в Ломбардии, в Тоскане, в Романье и в других местах, которым папа платил жалование из церковной казны. Марквальд и его приспешники каждое воскресенье торжественным образом предавались анафеме. Борьба продолжалась с переменным успехом долгое время, не принося решительного результата. Наконец, в 1202 году смерть Марквальда освободила папу от сильного и опасного противника.

Между тем дела в немецком государстве обстояли весьма плачевно. Честолюбивые вожди боролись между собой за корону пустующего трона, поскольку законный наследник был еще ребенком, малолетним сиротой. Как при подобных обстоятельствах часто бывает, так и сейчас началась ожесточенная гражданская война, раздирающая и подрывающая несчастную Германию. Это обстоятельство открыло честолюбию папы необозримые просторы. Острый ум Иннокентия тотчас постиг, насколько опасно было бы для него, если бы короны Германии и Сицилии соединились на одной голове. Возможность появления такого опасного соседа должна была быть устранена, объединение Сицилии с Гер манией должно было быть расстроено. Разгоревшаяся за немецкий трон борьба дала ему удобные возможности для приведения в исполнение своих планов. Немецкие войска, поскольку они требовались на родине, ушли из Сицилии, Апулии, Капуи. Ослабленные гарнизоны не могли воспрепятствовать намерениям проницательного папы, и отдельные земли одна за другой отнимались от немецкого королевства и повсеместно силою оружия подводились под власть папы.

Непосредственно после смерти Генриха его брат, швабский герцог Филипп, наложил конфискацию на королевские сокровищницы и объявил себя регентом королевства и заступником интересов своего малолетнего племянника. Однако иметь королем государства несмышленого младенца для большинства власть имущих политиков было не менее неприемлемо, как и опекунское правление в то беспокойное время. Противники Филиппа объединились между собой и решительно выступили против избрания младенца Фридриха королем Германии. Принадлежащие к дому Гогенштауфенов, напротив, стремились побудить Филиппа, как представителя королевской семьи и главного претендента на трон, смело добиваться короны на свою голову. Он согласился и был избран покровителем государства большинством вождей и прелатов в Мюльхаузене.

Партия оппонентов главным образом состояла из великих вождей церкви из Рейна. Главой их был Адольф из Альтена, кельнский архиепископ. Высшее духовенство тех дней занимало вообще самое первое место в государственных делах. Они решили выставить другого, своего кандидата, который бы не принадлежал к дому Гогенштауфенов. По долгом словопрении их выбор пал на Отто, второго сына швабского герцога Генриха Львиного, давнего злейшего врага племени швабов.

Когда семью его отца изгнали из рейхстага и выслали из Германии, Отто получил свое образование и воспитание при английском дворе. Его мать Матильда была сестрой короля Ричарда Львиное Сердце. Молодой рыцарь показывал такие чудеса храбрости, что Ричард, изумленный им, возвел его до первого графа над Йорком и Пуату. Хорошо снабженный английским золотом, в сопровождении немногих попутчиков, по призыву немецких вождей Отто оставил Англию и прибыл в Кельн, где был объявлен королем Германии и вождем церкви.

Филипп и Отто

Филипп из Швабии был двадцати двух лет, тогда как возраст Отто насчитывал двадцать три. "По своему характеру, - пишет Робертсон, - а также по богатству и по числу сторонников Филипп превосходил своего соперника. Его уважали за искреннюю любовь к справедливости. Его эрудиция вследствие усердного изучения наук достигла такой высокой степени, какая была необычной среди правителей того времени. Его общительный, дружелюбный нрав являл собой прямую противоположность гордому и резкому характеру Отто. Однако Отто находился в высоком благоволении у духовенства, тогда как Филипп, как представитель такой семьи, которая постоянно оказывала энергичное противостояние всякому превышению власти духовенством, был для него, как бельмо в глазу."

Однако что же сталось с младенцем Фридрихом, который был уже коронован и помазан на царство и которому принесли клятву верности как правители, так и прелаты, и над правами которого, как нам уже известно, сам папа был поставлен высшим попечителем, заступником и опекуном? Единственный ответ на этот вопрос можно найти в вероломной политике Иннокентия. Великой целью, которая ему мерещилась, ради которой он приветствовал кровавую бойню за немецкую корону, если и не зачинал ее сам, было унижение рода Гогенштауфенов. Все остальное должно было быть подчинено этой главной цели. Во всяком случае, Иннокентий не мог отвергнуть справедливые притязания Фридриха. Он был вынужден признать справедливость его выбора и то, что ему принесла присягу на верность высшая знать страны. Однако Иннокентия не так легко было свернуть с его пути, он был изобретателен в нахождении выхода из положения. Для него совесть была довольно растяжимым понятием, так что он даже вероломным поступ- кам умел придавать вид справедливости. Он открыл, что отец потребовал клятвы от знати прежде, чем младенец стал христианином через крещение. Затем он объяснил, что двухлетний ребенок, притом некрещенный, был ничто, потому и клятва, принесенная такому ребенку, должна рассматриваться, как ничто.

Так говорил человек, который претендовал быть "уполномоченным представителем вечной справедливости на этой земле, и как таковой, выше всяких страстей и личных интересов", чтобы объявить всю Германию свободной от клятвы верности законному наследнику трона, и это лишь для того, чтобы привести в исполнение свои честолюбивые планы. Вместо того, чтобы стоять на страже прав и интересов своего подопечного, о котором он некогда при приеме опекунства писал: "Бог ему (Фридриху), хотя Он посетил его смертью обоих родителей, дал в отцы более достойного, Своего наместника на земле, и лучшую мать, а именно Свою церковь," и вместо того, чтобы рассудить враждующие партии и призвать их к миру, мы видим его сеющим вражду и зло, попирающим ногами правду и мир, жертвующим всякой надеждой Германии ради умножения и укрепления власти папы. Хитрый папа умело скрывался за сценой, но оттуда искусно раздувал огонь вражды. Он точно рассчитал, что обе стороны, когда исчерпают все свои силы и прольют немало крови, решение вопроса принесут к его ногам, и тогда он, как высший путеводитель королей, выступит и предпишет им свои условия. Милман абсолютно прав, когда говорит: "Десять лет постоянной вражды и гражданской войны в Германии должно быть приписано если не непосредственному подстреканию, то непременному ожесточению папы Иннокентия Третьего."

Гражданская война в Германии

Ричард из Англии, покровитель Отто, и Филипп Август из Франции с пониманием и ревниво относились к делу Филиппа. Оба они то лестью, то обещаниями стремились заполучить папу в защитники. Но Иннокентий имел много оснований, чтобы удержать себя от объявления коронования в пользу того или иного. Между тем разразилась война на Рейне. Вначале Филипп делал большие успехи. Он уже достиг ворот Кельна, когда великое воинство, нанятое" рейнскими прелатами и фламандской знатью, заставило его отступить с занятых позиций. Большинство государственных чинов объявили себя на стороне Филиппа и поддерживали его, тогда как на стороне Отто, кроме духовенства, выступал только граф из Фландрии.

В 1199 году умер Ричард английский. В нем Отто лишился сильного союзника. Иоанн, преемник Ричарда, не имел никакого желания принимать участие в войне, которая велась так далеко от него и исход которой ему был неизвестен. Звезда удачи Отто закатывалась более и более. Возможно, сейчас война могла бы быть приостановленной, если бы Отто предложил честную мирную сделку. Но тогда мщение папы ненавистному дому Гогенштауфенов не было бы удовлетворено. Сейчас папа открыто выступил на стороне Отто, и таким образом, несчастная Германия была принесена в жертву еще долгим девяти военным годам с краткими передышками. Вероломная политика Иннокентия с течением времени все же не смогла остаться скрытой. Его страдающее стадо обвиняло его, называя зачинщиком всех бедствий. Иннокентию потребовалось все его лукавство, чтобы отвести от себя это обвинение.

Последствия, вызванные многолетней войной, были чрезвычайно плачевны. Это не была война, происходящая на каком-либо определенном военном поле, но она являла собой непрерывную цепь разбоя, мародерств, поджогов и опустошений открытых, беззащитных городов и деревень. Прелат сражался против прелата, князь против князя. Дикие богемцы и морально разложившиеся наемники из разных стран пронизывали землю, убивая, грабя и насилуя. Никакого закона не существовало, дороги были непроходимы из-за бесчисленных банд разбойников, свирепствующих повсюду, никто не был застрахован от них, никто не был пощажен! Дворцы и хижины, монастыри и церкви - все было разграблено, разорено, разрушено. И все эти бедствия не были в состоянии склонить непреклонного папу к уступчивости. Не заботясь и не думая о бедствиях, раздирающих страну, затыкая уши от воплей страдания несчастных жителей, он продолжал осыпать Филиппа анафемами, объявляя недействительными все клятвы, принесенные ему, а сторонников Отто - епископов, монастыри и всех, поддерживающих его - щедро подкупал преимуществами, подарками и благами всякого рода. Однако молнии и громы Ватикана на этот раз уже не достигали цели, мощь Филиппа из года в год возрастала.

Наконец даже такой непреклонный дух Иннокентия не мог противиться развитию и ходу событий. Он начал бояться своего уничтожения и полного поражения. Дело Отто с каждым годом становилось все более безнадежным, а перспектива его победы - мизерной. Было весьма нелегким шагом для гордого папы протянуть руку примирения ненавистному дому Гогенштауфенов. Однако Филипп облегчил ему этот шаг, насколько это только было возможным. Через своего посла он сделал папе такие далеко идущие обещания, что Иннокентий, как он заявил, счел своим долгом вновь принять в свои объятия кающегося сына и освободить его от церковной анафемы. Папский легат явился к Филиппу в Мец и объявил его королем Германии.

Смерть Филиппа

Мир со всех сторон казался уже обеспеченным. Филипп достиг объекта своего желания. Однако вскоре выяснилось, насколько суетно всякое земное величие и человеческая слава. Филипп был злодейски убит 21 июня 1208 года графом замка Пфальца в Баварии, Отто из Виттенсбаха, как говорят, за то, что не захотел отдать ему в жены свою дочь. Убийца был объявлен вне закона, его замок был сравнен с землей, а сам он казнен. С Филиппом сошел в могилу самый благородный и одареннейший потомок рода Гогенштауфенов.

Как только Иннокентий получил печальную весть о кончине Филиппа, он тотчас изменил образ своих действий. Он поспешил объявить немецким князьям, доведя до их внимания, как Божественное провидение явно решает дело в пользу Отто, и пустил в ход все средства, чтобы не допустить новых выборов короля, а все партии объединить в пользу Отто, всем сторонам обещав благосклонность и прощение. Поскольку в обеих сторонах окрепло страстное желание мира, то папе легко удалось повернуть мнение знати в пользу Отто. Уже не нашлось ни единого, кто бы осмелился выступить против возведения его на престол.

В следующем, 1209, году Отто отправился в Италию, чтобы принять из рук папы королевскую корону. Он был сопровождаем большим числом князей, прелатов, рыцарей и их дружин. Его путешествие было похоже на великое триумфальное шествие. Города гостеприимно открывали перед ним свои ворота, чтобы приветствовать короля, избранного самим папой. Отто и Иннокентий встретились в Витербо. Они обнимались и плакали слезами радости, вспоминая об их общих скорбях и восхищались их общим триумфом. Однако даже в это мгновение папа не забывал о правах своего престола. Он потребовал от Отто заверения, что непосредственно после его вступления на трон он возвратит церкви принадлежащие ей земли и оставит всякие претензии на предмет долголетних распрей, то есть наследство маркграфини Матильды. Отто лицемерил в стремлении достичь долгожданной цели, скрывая, как глубоко уязвлено его сердце недоверием святого отца, проявляя к нему видимость смирения и покорности. "Все, чем я был, - воскликнул он, - все, чем я стал и все чем я буду, всем этим я обязан тебе и церкви!"

Предательство Отто

Королевский венец украшал теперь голову Отто. Он был увенчан своим другом папой в церкви святого Петра в Риме. Политика лукавства и обмана апостольского престола возвела его на эту высоту. Однако обманщик должен был быть сам обманут, предатель — предан. Едва миновали времена торжественной коронации, как Отто сбросил с себя маску послушания и благодарности, за которой скрывал истинные намерения. Едва блеск короны осиял его голову, как он превратился в другого человека. Он чувствовал, что по своему новому положению он обязан со всей энергией и правами короны противостоять всем надменным притязаниям духовенской власти. Король и папа, бывшие до коронации такими близкими друзьями, после коронации превратились в злейших врагов. Бог по праведным путям своего провидения допустил, чтобы сожженный в своей совести папа испытал горькое разочарование. Он должен был вкусить горечь истины слов апостола из Гал. 6,7: "Не обманывайтесь, Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнет."

Непривычное множество рыцарей и оруженосцев, сопровождающих Отто в его пути в Рим, которые во время его коронации находились у стен, вызвало в жителях тревогу и возмущение. Возникли трения и распри, при таком переполохе, как рассказывают, много немцев было зарублено и убито много коней. Король покинул город в великой ярости и потребовал от папы удовлетворения, но Иннокентий медлил. Войска разбрелись по всем папским владениям, наводя ужас на беззащитных жителей. Отто было предъявлено требование отвести своих солдат от пределов Рима, но он заявил, что отойдет со своим войском не раньше, чем истощит запасы земли. И он обогатил себя грабежом тех паломников, которые напали на его солдат при путешествии в Рим. Затем он двинулся в Тоскану, занял несколько городов, которые находились на границе имения маркграфини Матильды, взял несколько крепостей, которые незадолго до этого конфисковал папа. Своих фаворитов он одаривал землями и почестями, которые принадлежали самому папе. Графа Диефольда, непримиримого врага Иннокентия, он одарил графством Сполетто. Успех вскружил ему голову, льстил честолюбию. Он приготовился напасть на Сицилию, чтобы поразить молодого Фридриха, последнего из дома Гогенштауфенов.

Папа, охотно носивший титул непогрешимого, не ошибающегося, был в отчаянии. Все его усилия, все его предательства, все великие жертвы, которые он принес, послужили лишь на то, чтобы воздвигнуть ему страшного противника и злейшего врага, какого никогда еще не восставало из швабского княжеского рода. Отчаянные призывы к его благодарности, настойчивые уговоры и самые красноречивые анафемы не производили ни малейшего впечатления на ученика школы Ричарда Львиное Сердце.

Падение Отто

Отто уже три года был вдали от Германии. Три года страна вкушала непривычный для нее мир. Родные молодого, почти восемнадцатилетнего Фридриха неусыпно следили за его безопасностью. Они осторожно подошли к папе с вопросом относительно Фридриха, чтобы получить от него совет. Как бы это ни шло против прежних планов папы, в сложившейся ситуации он все же решил выступить за Фридриха, надеясь с ним добиться более благоприятных перспектив для церкви, чем с гордым, надменным саксом Отто. Для самого Фридриха было смелым предприятием решиться покинуть наводненную войсками своего противника Италию и отправиться в Германию. И все же в сопровождении двух отважных и преданных рыцарей он пустился в опасный путь, оставив свое солнечное Палермо, прибыл туда благополучно в день своего рождения, где был принят с рас- крытыми объятиями.

На этот раз то было государство, в жизни которого борь- ба между Отто и Фридрихом имело решающее значение. Как раньше Ричард из Англии подкреплял своего любимого Отто, так сейчас Филипп Август из Франции близко к сердцу принял дело Фридриха и заключил с ним оборонительный и наступательный союз. На стороне Отто выступили графы из Фландрии, нижнерейнские князья и король Англии. Отто сначала обратил свое сильное войско против Франции, чтобы освободить себя от сильного союзника своего противника. 27 июля 1214 года произошла решительная битва при Буфине, деревушке недалеко от Лилля, в которой Отто потерпел полное поражение. Он пережил свое поражение примерно на четыре года и умер 19 мая 1218 года одиноким и оставленным в Гарцбурге без почестей, хотя формально не был лишен королевского сана.

Фридрих был возведен на трон в 1215 году со всей пышностью и помпезностью в старом королевском городе Ахене. В пылу торжества он вместе с многими другими знаменитостями произнес обет лично самому принимать участие в крестовом походе в святую землю. Это легкомысленное заявление стало причиной беспокойства, о чем Фридрих даже не предполагал, в течение всех тридцати пяти лет его правления.

Иннокентий и Филипп Август

До сих пор мы видели деятельность Иннокентия при возведении на трон трех королей Германии. Последуем теперь за ним во Францию, чтобы увидеть там, как папская власть была употреблена им на другой почве и с другими намерениями. Иннокентий сейчас выступает, как заступник страдающего безвинно, как проповедник христианской морали и защитник святости брачных уз. Мы охотно отдаем должное тому, что в своем споре с Филиппом он был движим верными мотивами, однако во внешнем поведении его выступал тот же властный, заносчивый, надменный дух, который знаменовал все его господство до того времени. Он претендовал на высший суд во всех человеческих вопросах, будь то касательно трона или святости таинства брака.

Событие, происшедшее год тому назад, создало Иннокентию желанную возможность покорить союзника и верного друга рода Гогенштауфенов. Когда Филипп Август возвращался во Францию из третьего крестового похода, Ингеборг, сестра короля Дании, была весьма превозносима за свою красоту и добродетель. Филипп пожелал взять ее в жены и нашел благосклонный прием. Ингеборг явилась во Францию в сопровождении свиты из датской знати. Филипп поспешил принять ее в Амьене. Свадьба была вскоре отпразднована, и спустя несколько дней после этого королевская чета была венчана. Во время венчания Филипп вдруг задрожал и побледнел. Непреодолимое отвращение к своей молодой супруге охватило его. Поскольку для такого внезапного изменения в помыслах короля не было никаких оснований, поскольку она была незаурядной красоты, доброго нрава, примерная христианка, то народ приписал это чародейству и дьявольскому действию. Филипп хотел тотчас отослать ее обратно в Данию, но ее сопровождавшие отвергли это предложение с возмущением, да и сама Ингеборг решила остаться во Франции.

Король находился в чрезвычайно затруднительном положении. Он жаждал развода, но при этом хорошо знал, что он никогда не будет иметь мира, если развод произойдет нарушение законных оснований. Усердно были подняты и исследованы семейные регистры королевского дома, и ту некоторые из преданных Филиппу епископов нашли несколько пар, состоявших в такой степени родства, которая брак делала невозможным. Французское духовенство во главе с архиепископом из Реймса на этом основании объявили брак недействительным. Когда решение духовенства было донесено до Ингеборг, она, едва ли зная слово на французском языке, крикнула во гневе: "Чудовищная Франция! Рим! Рим!" Брат ее обратился за помощью к престарелому папе Целестину Третьему. Однако тот чувствовал себя не в силах противостоять мощному французскому королю, и во время его пребывания на престоле Петра не произошло никакого решающего действия в этом неприятном деле. Ингеборг тем временем была заточена в монастырь, а Филипп женился на Агнессе, дочери герцога из Мерана. Его любовь к Агнессе была настолько же велика, насколько велико было его отвращение к Ингеборг. В то время как Агнесса не должна была пропускать ни единого королевского торжества, Ингеборг странствовала из монастыря в монастырь, вернее сказать, переводилась из одной тюрьмы в другую.

Так обстояли дела, когда Иннокентий принял отверженную принцессу. Сначала он написал парижскому епископу, а затем самому королю. Письмо к королю начиналось с подробнейшего описания святости брачного союза и заканчивалось требованием изгнать Агнессу и вновь восстановить Ингеборг в правах. Король гордо ответил папе, что тому нет дела до его женитьбы. Однако вскоре он вынужден был испытать ужас папской анафемы таким образом, какой ему не мог бы присниться в самом страшном сне.

Папский легат во Франции

Петр, кардинал из г.Марии, был послан легатом во Францию с заданием в случае неповиновения и упорства короля заключить его земли под папскую анафему. С непреклонностью заслушал Филипп повторный приказ папы. Однако и папа был непреклонен. "Если, - писал он к своему легату, в течение месяца после твоего заявления французский король не восстановит в супружестве законную королеву, то ты должен обложить всю его страну интердиктом." Был созван собор в Дижоне, туда явились посланники короля и от его имени заявили протест против каких бы то ни было мер, взывая к Риму. Но приказ, как действовать легатам, был уже определен. Интердикт во всей его тяжести был провозглашен над страной. В полночь, когда священники держали в руках горящий факел, был пропет псалом для скорбящих земли, прочитана молитва за мертвых, то была последняя молитва, так как во все продолжение интердикта французскому духовенству уже запрещалась какая-либо молитва. Распятие было завешано траурной материей (черной), реликвии отнесены на надгробные плиты, просфоры сожжены. Кардинал, облеченный в фиолетовую траурную столу, произнес анафему на всю землю Франции. С этого момента по всей французской земле прекратились богослужения. Доступ к небу через молитвы и жертвы был закрыт. Из таинств могли совершаться лишь крещение детей и последнее помазание умирающего.

Весь народ должен был страдать за своего короля, чтобы его гордое сердце было сломлено либо от сострадания к своим подчиненным, либо от страха перед их недовольством и мятежами. В те дни мрака суеверия нужда была действительно велика, потому что тот, кто умирал во время интердикта, был навеки погибшим. "Как ужасно, - пишет один очевидец, - как жалко и прискорбно выглядели наши города! Двери церквей охранялись и христиане отгонялись от них, подобно псам, всякое богослужение прекратилось, тайная вечеря в воспоминание крови и плоти Христа не совершалась. Народ не имел права, как было принято, собираться вместе в празднование дня святых, телам усопших не воздавалось христианских почестей и не разрешалось хоронить по-христиански. Зловоние от них отравляло воздух, их ужасный вид переполнял живущих отвращением и ужасом. Разрешалось только последнее помазание и крещение детей. По всей стране царило глубокое молчание. Повсеместно замолчали органы и голоса тех, кто прославлял Бога славословием."

Когда Филипп Август получил весть о решительном нападении папских легатов, то он впал в безграничную ярость. Он был человеком гордого нрава и непреклонной воли и не | привык кротко смиряться с ущемлением его прав. Он по- клялся мечом Карла Великого, что он скорее готов лишить- ся полцарства своего, нежели разлучиться с Агнессой из Мерана. Он пригрозил духовенству строгим наказанием, если оно будет послушно папе. Ингеборг была взята из монастыря и водворена в заключение в укрепленный замок в Этампе. И все же ярость не могла устоять против непоколебимой жестокости папы. Бароны, чью власть он урезал, не очень-то спешили собраться вокруг него, народ же находился в состоянии религиозного восстания. Он собирался у дверей церквей и взламывал двери, он был твердо намерен не допустить лишить его богослужения. Король был вынужден сдаться, хотя бы со скрежетом зубов от бессильной ярости.

В Рим были посланы послы. Они были обязаны от имени короля рассказать папе о грубом образе действий его легионов и о готовности короля подчиниться приговору папы. "Что еще за подчинение приговору? - воскликнул папа в негодовании. - Филипп знает наше повеление. Он должен отпустить свою конкубину (сожительницу) и принять вновь свою законную жену, епископов, снятых им, вновь восстановить на свои места и из своей казны возместить им убытки. Тогда мы и отменим интердикт, лишим гражданства тех, кто занимался так называемым семейным регистром, и на этом закончим наши требования." Этот краткий, без обиняков, ответ привел короля в отчаяние. "Я бы охотно стал магометанином! - крикнул он в ярости. - Блаженный Саладин, над тобой не было папы!" Достойная сострадания Агнесса горевала и скорбела. Однако все было напрасным, Филипп должен был покориться. Он созвал в Париже парламент. Вассалы французской короны явились в полном сборе. Филипп явился перед своими вассалами с великолепной Агнессой под руку и спросил своих вельмож: "Что должно мне сделать?" Ответ единодушно гласил: "Покорись папе, отпусти Агнессу и возьми вновь Ингеборг!" Ответ был потрясающим. Король был вне себя. Он, властелин Фран ции, силою своего меча, своей прозорливой мудрой политикой удвоивший славу Франции и французскую корону сделавший во благо своих вассалов, в присутствии своих вельмож и епископов из Рима должен унизиться до праха? Унижение для гордого и сильного властелина было чрезмерным. Но что ему оставалось делать?

Это являло собой захватывающую сцену. Агнесса заявляла, что ей мало дела до короны, но что она любит своего мужа, что для нее он есть смысл жизни. Чужеземкой, молодой, не знающей мира, она отдала королю свою руку и за это время родила ему двух детей. "Не разлучайте меня с моим супругом!" - умоляла она присутствующих со слезами. Однако вельможи государства были так же неумолимы, как и папа. Наконец Филипп объявил о своем решении примириться с Ингенборг. Она была приведена. Но ее ненавистный вид вызывал в короле отвращение в такой степени, что он был близок к тому, чтобы выйти из себя. Наконец с великим трудом он пересилил себя и дал слово подчиниться требованиям папы. Он поклялся восстановить Ингеборг в правах королевы Франции. В тот же момент зазвонили колокола, возвестив ликующему народу, что проклятие, тяготевшее над страной более семи месяцев, снято. Двери церквей раскрылись, как по мановению волшебной палочки чародея. Черные завесы исчезли с икон и с распятий, толпы повалили в церковь, чтобы утолить свою религиозную жажду.

Рим достиг своей цели, он триумфировал над сильнейшим королем христианства. Слово Божие было исполнено: "Жена же, которую ты видел, есть великий город, царствующий над земными царями" (Отк. 17,18). Царствовать безгранично над телами душами и делами людей - это было страстным желанием, его целью, которую он неутомимо преследовал. Рим и в данном случае не имел перед своими глазами иной цели, кроме как распространение и чрезвычайное умножение своей власти, как при великих предках Филиппа, а весьма постыдный образ действий был почтен благим.

Теперь Филипп разлучился со своей любимой Агнессой, сердце которой не выдержало этой скорби. Она вскоре умерла, незадолго до этого подарив жизнь своему сыночку, которого назвала Тристан, то есть "сын моей скорби." Ингеборг была принята со всеми внешними почестями, но в действительности оставалась государственной заключенной. Ничто не могло заставить Филиппа жить с ней, как со своей женой, хотя он разрешил ей жить во дворце. Вновь разразившиеся битвы между Францией и Англией отвернули мысли Иннокентия от пренебрегаемой королевы и открыли для его деятельного и честолюбивого духа более заманчивое поле деятельности.

Иннокентий и Англия

Мы помним, что Ричард Львиное Сердце оказывал решительную поддержку Отто из Саксонии, кандидату папы на германский трон. Тогда Англия находилась в тесных связях с римским престолом. По смерти Ричарда на трон взошел его брат Джон, младший сын Генриха Второго. По господствующему законодательству унаследования трона на трон должен был взойти его племянник Артур из Британии, единственный сын и наследник старшего брата Джона (Готфрида Плантагенета). Однако лукавый Джон неверно поступил с ним.

Его правление длилось с 1199 по 1216 год. Это был самый жестокий, развращенный и вероломный правитель, каких только знал мир. Слабость и трусливость в несчастьях, гордость и необузданность в успехе, злоба и ненависть, нечестивые помыслы - вот что составляло основные черты его характера. Однако рука Господня ясно была видна в развитии истории Англии тех дней. Возможно, история не знала худшего венценосца, но Бог по Своей благодати и милости многие его ошибки обратил во благо церкви и английского народа. Тем временем датируется плод праведности Англии перед папством и ее ревностное стремление к гражданской свободе. Правление Джона было в высшей степени плачевным, унизительным для короля и народа, однако все летописцы тех дней в один голос заявляют, что именно в то время было заложено основание для своеобразного английского характера, свободы и величия страны. Именно стремление Иннокентия превратить Англию в ленное поместье римского престола, унизить ее до положения служанки римского трона вызвало первые следы стремления к независимости от Рима, а со стороны Рима - неслыханные доселе честолюбивые притязания, что в конечном итоге привело к реформации. Когда Иннокентий вмешался в семейные обстоятельства Филиппа из Франции, для церкви и государства это имело единые последствия: оба должны были научиться чувствовать ужасную власть и силу папы. Борьба же между Иннокентием и Джоном вызвала, однако, такие последствия, которые для Англии имели чрезвычайное значение.

Один из первых поступков Иоанна после вступления его на трон со всей очевидностью раскрывает его низменные помыслы, однако в то же самое время выставляет на свет коварную политику папы. До своего вступления на трон Джон двенадцать лет уже состоял в браке с дочерью графа из Глочестера /?/. Как только он стал королем, он сразу начал искать повода для развода с женой, который был совершен послушно и охотно архиепископом из Бордо. Затем он вдруг влюбился в прекрасную Изабеллу из Анговлемы, обрученную невесту графа Хуго де ла Марше, похитил ее и обручился с нею еще в то время, когда жил со своей женой. Что теперь скажет папа о таинстве брака, когда он показал себя непримиримым с его нарушением относительно Филиппа и Агнессы во Франции? Конечно же, тотчас должны были бы обрушиться его анафемы на прелюбодейство короля. Однако нет, дело обстоит совершенно иначе. Ни король, ни архиепископ не получили из Рима какого-либо порицания. Более того, сам папа утвердил брачный развод перед Лицом Бога, мира и церкви. Каково же было основание для подобного образа действий? Джон был союзником Отто и врагом швабского королевского рода Гогенштауфенов.

Однако, когда папа объявил себя на стороне Джона в его брачном вероломстве, весь мир поднялся против этого. Такое оскорбление одного из самых сильных и знаменитых вассалов нарушало самым грубым образом первый закон ленного поместья. Бароны из Анжу, Турени, Пуату и из Мена горели жаждой мести, чтобы отплатить за позор, нанесенный им. Они отреклись от Джона и отказались исполнять ленные обязательства. Они обратились к королю Филиппу с просьбой помочь им. Тот пригласил Джона, как своего вассала, в Париж, чтобы король Англии перед ленным двором дал ответ за причиненное оскорбление и несправедливость по отношению к графу де ла Марше. Поскольку Джон оставил это требование без последствий, то высший совет объявил его виновным. Сроки ленного платежа Франции истекли. С оружием в руках привел Филипп в исполнение это решение. За немногие месяцы вся Нор- мандия, великое наследие Ролло, известного нормандского герцога, вновь объединилась с короной Франции. Это было великое событие дальнейшего действия. Еще во времена правления Генриха Второго, отца Джона, французские земли, которые находились под английским господством, мало, а то и вообще ни в чем не уступали власти и богатству земель, которые находились во власти французских королей.

Иоан и папство

Как мы уже видели, папа легко мог смотреть сквозь пальцы на аморальную жизнь по приведенным выше причинам. Но когда Джон провинился своей грубой бесцеремонностью перед мнимыми правами папы, то миротворческие мысли старшего над всем духовенством обратились в прямо противоположную сторону. Грубейшее попирание нравственности могло оставаться безнаказанным, но когда Джон начал решать вопросы епископских престолов, облагать данью монастыри и вмешиваться в избрание первого епископа Англии, то тотчас навлек на себя гнев Иннокентия, своего прежнего союзника.

Хуберт, архиепископ из Кентербери, умер, и молодые монахи поспешили вознести своего настоятеля на должность епископа. Однако они вскоре поняли, что поступили неумно, и потому просили короля Англии о разрешении произвести новое избрание. Король пришел им на помощь и рекомендовал им своего первого советника, Джона де Грея, епископа из Норвича. Тот был также избран, торжественно облечен в должность архиепископа и отослан в Рим, чтобы привести оттуда папское утверждение. Папа узрел в этом благоприятную возможность создать и в Англии неоспоримые права для своего авторитета. Он отверг оба выбора и повелел возвести в должность приора над Англией кардинала Стефана Лэнгтона, англичанина по происхождению, человека высокограмотного, с отличными свойствами характера. Выбор Иннокентия в действительности оставлял желать лучшего. Однако образ его действий был прямым посягательством на прежние права английских королей, по которым они утверждали избранных церковных вождей. Все доводы представителей церкви из Кентербери и комиссаров короля были напрасны. Иннокентий упорно стоял на своем требовании. "Силу и авторитет Бога и апостольского трона" предъявил он перед делегатами и приказал им под угрозой церковной анафемы избрать Лэнгтона. Бедные люди впали в большое затруднение, они находились среди двух тиранов: духовного и мирского. Двенадцать из них поклялись королю никогда не избирать никого, кроме епископа из Норвича Джона де Грея. Напуганные угрозами папы, они наконец покорились воле Иннокентия, избрали Стефана и 17 июня 1207 года папа посвятил его в епископы в Кентербери.

Такое насилие над правами английской церкви и английской короны в Англии было еще неслыхано и невидано. Если бы Джон был более популярным, если бы он был авторитетным правителем, окруженным любовью и расположением своих подчиненных, то он смог бы легко надсмеяться над дерзкими претензиями и угрозами чужестранного пресвитера. Однако его глупость и непопулярность в народе подготовили большое содействие достижению планов папы. Посланные короля при возвращении из Рима были объявлены государственными изменниками и изгнаны из своих имений, все их достояние было конфисковано. Однако месть короля на этом не закончилась. Он послал войско с заданием изгнать из страны предателей, в большинстве своем монахов и священников, а если они будут сопротивляться, то предать их смерти. Солдаты проникали в монастыри с обнаженными мечами, настоятель монастыря и монахи были поставлены под условие тотчас покинуть страну, в противном случае солдаты должны были поджечь монастыри и они должны были сгореть в пламени огня. Многие бежали и нашли приют во Фландрии. Король, тому же, написал к папе в чрезвычайно оскорбленном тоне и объяснил, что он никогда не признает приором Стефана Лэнгтона, но обязанности епископа будут возложены на священника Норвича, всякие сношения с Римом будут прерваны, если папа откажется посвятить предложенного им де Грея. Однако и Иннокентий приступил к тому же делу с той же энергией, как Иоанн, однако более спокойно и про- думанно. В своем ответном письме он красноречиво напи- сал о большой учености и целомудренности Лэнгтона и пре- дупреждал не поднимать оружия против Бога и Его церкви и что в противном случае, если король не последует его повелению, он заключит страну под проклятие. Поскольку Иоанн никаких мер не предпринял, чтобы исполнить приказ, то папа повелел епископам из Лондона, Ворчестору и Илаю, заключить под интердикт все королевство. Когда же оба епископа пришли к королю, чтобы в последний раз склонить его к уступчивости и объявили ему о грозящем проклятии в случае его неповиновения, то король начал потрясать воздух дикими проклятиями и хулой. Он поклялся, что если папа или прелат отважится объявлять интердикт над Англией, то он изгонит все духовенство из страны "с выколотыми глазами, отрезанными ушами и носами во устрашение всех народов земли". Епископы оставили короля и, несмотря на его угрозы, объявили интердикт.

Англия под проклятием

Как незадолго до этого было во Франции, так и тут одним ударом было повсеместно приостановлено богослужение. Церкви были закрыты, колокола замолчали, лишь изредка можно было увидеть духовное лицо, безмолвно идущее на приглашение умирающего, чтобы принять от него последнее исповедание, или же окрестить вновь рожденного младенца. Мертвые были выносимы из городов и, подобно собакам, зарывались в неосвященные земли, без молитвы, без звона колоколов, без торжественного погребения. Волосы не должно было обрезать, бороды нельзя было стричь, было запрещено есть мясо и никто не должен был противостоять этому. Действие папского интердикта в те дни было ужасным, стоит только вдуматься в то, как тесно была связана жизнь людей всех сословий и положений с обычаями и ежедневными церемониями церкви! Любое дело какой-либо важности совершалось при посредничестве пресвитера или монаха. Единственными торжествами были церковные праздники, единственным зрелищем были церковные процессы, единственными увеселительными предприятиями для множества людей были церемониалы. Но тотчас, как только была произнесена анафема, замолкли и молитвы и песни, полагалось, что вся страна отдана во власть сатаны и злых духов, не было никакой жертвы, которая смогла бы отвратить гнев Божий, ни единый святой не мог ходатайствовать. Связь между Богом и человеком была прервана.

Такое плачевное состояние длилось в Англии по крайней мере четыре года. Ни бедствия, ни стеснения христиан, скорбящих из-за прекращения богослужений, не могли смягчить жестоких сердец ни короля, ни папы. Победа над сильным правителем для римского пастыря была гораздо более желанной, нежели благополучие стада. Прелаты, обнародовавшие папский эдикт, бежали из страны, вместе с ними бежали также и самые богатые священники. Вместо того, чтобы защищать дом Господен, они жили вдали в роскоши и изобилии и оставили свое стадо на растерзание волку. С высокомерным пренебрежением смотрел Джон на действие папского проклятия на его страдающих, несчастных подчиненных. В бессильной злобе он буйствовал против епископов и пресвитеров, которые подчинялись папе. Имения высшего духовенства и монастыри по всей Англии были конфискованы. Джон вынуждал также и иудеев тюрьмами и пытками выдавать свои сокровища. Целых два года продолжалось это сумасшедшее буйство, пока наконец не было опубликовано новое папское послание - булла.*

* Булла - это скрепленный печатью, написанный на пергаменте документ папы, академического сената или тому подобное. В древности словом "булла" называли коробку, в которой находилась восковая или свинцовая печать, которой скреплялись документы (прим. переводчика).

Хитрый папа спокойно, но острым орлиным взором проследил действие своего первого эдикта. Когда он увидел, что число друзей Джона становилось все меньше и что сам Джон своими деспотическими выходками делал себя все более и более ненавистным, то произнес на его личность анафему. Его подчиненные были освобождены от послушания королю и должны были избегать его общества. С тем стоическим равнодушием к человеческим страданиям, которое Джон выставлял напоказ, он и теперь решил со своим несчастным народом отомстить Риму и дать ему отпор. И это было бы вполне понятно, если бы он правильно обращался со своими вельможами и подчиненными, тогда бы происки папы служили бы тому, чтобы весь народ в любви и преданности объединился бы под знамена своего 1 короля. Однако жажда разбоя и жестокое тиранство восстановили против него сердца людей всех классов и сословий. Всеобщее недовольство, наконец, проявилось громким ропотом, возникли то тут, то там сильные волнения. Сейчас для Иннокентия наступило самое подходящее время нанести своему противнику последний и решительный удар. Интердикт, тяготевший над страной, коснулся личности короля. Что еще оставалось, так это низложение короля с трона, и теперь было совершено и это. Иннокентий объявил, что Джон лишен королевской короны, его подчиненные были освобождены от клятвы верности и облечены властью избрать на пустующий трон своего претендента, более достойного и подходящего.

Всякий, в руках которого было достаточно силы, мог свободно отнимать земли от владений Джона. Невольно удивляешься, какой безграничной властью обладали тогдашние папы. Народы послушно преклоняли свою шею под ярмо римского пастыря. Он сбрасывал королей с их трона и заставлял подчиняться своим требованиям и притом целовать руку, которая их била. Филипп Август французский, гордый и способнейший правитель своего времени, уже через несколько месяцев был вынужден прекратить противоборство, как бессмысленное, Джон же многие годы противился папской власти, но только для того, чтобы испытать еще большее унижение, чем Филипп. Как это происходило, рассмотрим в следующем пункте.

Английская корона предлагается Франции

После того, как свержение Джона с трона было объявлено всенародно и торжественнейшим образом, привести папский приговор в исполнение был уполномочен Филипп Август французский. Легаты вручили ему формально письмо-повеление, где он апостольским авторитетом обязывался напасть на Англию, низложить короля и взять себе его корону. Хотя все это дело пахло ничем иным, как папским искусным приемом, по записям летописцев все лицемерили, показывая ревность и ответственность, начиная с легатов, кончая с церковными вождями. В перспективе, в помыслах Иннокентия ни в коем случае не было объединения двух корон в одну и возложения ее на одну голову. Это увеличило бы власть Франции, а не римского престола. Филипп еще не забыл, с какой неумолимой жестокостью обошелся с ним Иннокентий, однако его ненависть к Джону и страсть к завоеваниям привели в молчание все остальные домыслы. За кратчайший срок он собрал мощнейший флот и обрушился на государственные войска при Руане.

В это время папа начал проповедовать крестовый поход против нечестивого короля Англии и обещал всем, кто примет участие в этой священной войне, прощение грехов и все остальные привилегии крестоносцев. Джон тем временем также не был в бездействии. Он собрал сильнейший флот в гавани Портсмута и недалеко от Кентербери выставил свои войска. Он стремился опередить своих врагов. Однако вскоре он должен был испытать, что среди его воинства царило весьма сильное раздражение против него. Разве лишь на мизерный остаток из этого множества он мог бы положиться. Опечаленный этим открытием и, возможно, снедаемый угрызениями совести, Иоанн грозил перейти в магометанство и вступить в союз с халифами. Однако вскоре он увидел невозможность выполнить и это. Поскольку он начал серьезно сомневаться в успехе своего дела, его гнев вдруг обратился в другую крайность. Страх и робость охватили всю его душу и придали всем его последующим действиям печать трусости и нерешительности.

Поскольку не в интересах папы было обратить обстоя тельства в пользу внешнего мира, он теперь послал к Джону двух легатов, Пандульфа и Дюрана, чтобы предъявить ему окончательное требование и склонить его к покорности. Духовное состояние и настроение короля было более чем склонно благоуспешить миссию обоих. Они увидели, что король Франции с бесчисленным войском и мощным флотом уже готов напасть на Англию, что архиепископ, епископы и все духовенство, которых он изгнал из страны, сопровождают Филиппа и возложат на него корону, как только тот завоюет Англию. Король, уже ранее потерявший всякое мужество, настолько перепугался, что безоговорочно сдал себя и свою страну в руки легатов. С постыднейшим раболепством он положил к их ногам свою корону, отрекся в пользу папы от Англии и Ирландии, признал его своим ленным господином и принял присягу платить ему, включая и его преемников ленную пошлину. Эта знаменитая присяга довольно пространна и многословна, чтобы смогли ее здесь привести полностью, потому мы доводим до нашего читателя лишь основное содержание оной, которая примерно гласила:

"Я, Джон, король Англии и правитель Ирландии, по своей доброй воле и по совету моих баронов во искупление моих грехов отдаю церкви Рима, папе Иннокентию и его преемникам королевство Англии и все права, связанные с моей короной. Отныне я буду владеть государством, как вассал папы. Отныне я буду сохранять верность Богу, церкви Рима, папе, моему повелителю, и всем его законно избранным преемникам. Я обещаю ему платить трибут в 1000 марок*, а именно: за королевство Англия 700 марок, за королевство Ирландия 300 марок."

* Марка - древняя шотландская серебряная монета с приблизительной стоимостью 13,5 нынешних марок Этот трибут вносился ежегодно.

Такое раболепное примирение и взятие на себя ленных обязанностей совершилось 15 мая 1213 года на четырнадцатый год правления Джона в доме рыцарей церкви недалеко от Дувра.

Присяга была передана в руки легата Пандульфа перед всем собравшимся народом в коленопреклоненном виде.

Свидетелями были один архиепископ, один епископ, девять графов и четыре барона. Когда Джон объявил себя готовым признать Лэнгтона приором над Англией, он получил обратно корону, которую потерял после заявления Иннокентия и его низложения с трона. Перед этим он должен был, однако, выплатить восемьдесят тысяч фунтов стерлингов, сумму возмещения убытков за изгнание епископов, папскому легату. Тот направился с деньгами в Нормандию, объявил изгнанным приглашение на возвращение и распределил деньги между ними. Затем он поспешил в лагерь Филиппа Августа, который намеревался выступить в военный поход на Англию. Сухо и без обиняков объяснил ему Пандульф, "что его служба уже более не только не нужна, но более того всякая попытка напасть на Англию, чтобы покорить короля Джона в нынешних обстоятельствах будет рассматриваться, как грубейшее оскорбление римского престола, поскольку отныне Англия является подвластной римскому престолу. Поэтому он обязан распустить с миром свое войско и самому в мире возвратиться домой."

Когда Филипп уразумел, как провел его вероломный папа, как обвел его вокруг пальца, то разразился потоком проклятий в его адрес. Под видом утверждения, что дело касается завоевания страны ради спасения и получения вечного блаженства, он собрал цвет своего рыцарства и лучших воинов. Флот находился в полной готовности направить свои суда к английским берегам, все было сделано по распоряжению папы. И вот теперь Филипп должен был отпустить обратно своих вождей и знатных из своей страны, которые поспешили на его зов, как каких-то наемных солдат; как сказал легат, их служба была уже больше не нужна? Это было невероятно! Однако Пандульф противостоял ярости короля с хладнокровной решимостью. Повторив еще раз приказ отказаться от всякой вражды против вассалов святого престола, он покинул лагерь.

Разочарование и уныние Филиппа были велики. И все же он не отважился вновь противостоять папе и решил, чтобы не распускать своего войска, не предприняв ничего, напасть на Фландрию. Ферран, граф Фландрии, по тайному соглашению с Джоном, несмотря на свой вассальный долг, мед лил предпринять поход на Англию. Это дало Филиппу пред- лог напасть на него. Вначале счастье улыбалось Филиппу, но когда прибыл английский флот из пятисот кораблей на помощь крамольному графу, счастье отвернулось от него. В одном морском сражении англичане захватили триста французских судов и уничтожили большую часть из оставшихся. Чтобы не отдать в руки англичан и этот малый остаток, Филипп приказал поджечь и уничтожить их. Это позорное поражение побудило отказаться от первоначального намерения. Так политика интриг и коварства папы Иннокентия в итоге превратилась для Филиппа в унизительное поражение и в великую потерю в людской и военной силе.

Великая хартия вольностей (Магна Харта)

Поскольку Джон, таким образом, отпраздновал триумф над своим злейшим врагом и, с другой стороны, также не было причин бояться, так как он покорился сильной руке папы и находился под его защитой, то он начал управлять государством с гнусной, несправедливой жестокостью, которая уже ранее сделала его ненавистным для его подчиненных. Наконец, долго пренебрегаемый народ потерял терпение. Во всех сословиях церкви и государства стало заметно мощное движение. Возвышался громкий голос народа, требующий упорядоченного законодательства. История так называемой "великой хартии вольностей" так тесно связана с церковной и гражданской жизнью Англии, что мы должны ей уделить здесь место. Во времена тринадцатого столетия едва ли в какой европейской стране возникало движение такого масштаба, такого значения, которое бы несло с собой такие далеко идущие последствия, как собрание баронов и свободных граждан из Руннимеда. В то время, как во Франции королевская власть все более крепла и приобретала перспективу, в Англии путем объединения знати и сооружения дома простолюдинов образовался противовес перегибам власти и противозаконному правлению дома короля.

Лэнгтон, которого Иннокентий возвысил до сана приора, чтобы через него добиваться исполнения его требований, был сам англичанин и к, неудовольствию папы, его непосредственного господина, имел интерес к благополучию народа и сострадание к нуждам своего отечества. Однажды в малоизвестном монастыре он нашел рукопись Генриха Первого: законченный документ, представляющий письмо о свободе. Тотчас он уединился с баронами и договорился, даже потребовал от них добиться от Джона утверждения этого документа древности. Бароны глубоко чувствовали позор, который навлек король на всю страну своим раболепным унижением, и радостно приветствовали возможность положить предел произволу и тирании Джона. Они связали себя торжественной клятвой не успокаиваться до тех пор, пока не обретут вновь свободу, если даже для этого потребуется умереть! После ряда совещаний сорок пять баронов во всеоружии, окруженные рыцарями, оруженосцами и воинами явились к королю и вручили ему петицию, в которой они просили его об обновлении и утверждении этого документа о свободе. Джон впал в величайшую ярость и поклялся своей знати, что он "никогда и никакой свободы не даст и что он превратит их в рабов". Однако бароны настаивали на своем требовании и, поскольку большинство государственных чинов постоянно советовали королю прислушаться к ним, то, наконец, Джон был вынужден уступить их натиску. Бароны избрали местом встречи Руннимедстейн. На лугу между Штаином и Виндзором, который и поныне славится тем, что там впервые развернулись знамена английской свободы, состоялась встреча. 15 июня 1215 года Джон был вынужден подписать древний документ под названием "великая хартия вольности", который позднее весьма прославился. Здесь мы не сможем останавливаться на его содержании.

Гнев Иннокентия разгорается вновь

Среди свидетелей при подписании того весьма важного для Англии документа древности присутствовал также и Пандульф, гордый папский легат. Острым умом он тотчас уразумел, что это событие нанесло власти папы в Англии смертельный удар. Иннокентий вскоре уже владел тревожной новостью. Когда он услышал, что английские бароны осмелились на деле развенчать короля, который принял крест и находился под защитой апостольского престола, то впал в пылающий гнев. Хартия вольности была признана недействительной, а королю под страхом анафемы было запрещено признавать свободу, которую он утвердил. Бароны были заключены под проклятие. Однако они спокойно и хладнокровно отнеслись к папской анафеме.

Разразилась война. Джон, который уже не имел своей армии, собрал толпы наемников и бродяг с материка и пообещал им за их отвагу и храбрость имения баронов. Во главе этой наемной армии при сопровождении двух воинствующих епископов Ворчестера и Норвича он прочесал всю страну от канала до устья реки. Подобно полчищам диких зверей, рассыпались беспорядочные орды по несчастной стране. Бароны не предпринимали никаких приготовлений к войне, потому что не ждали, чтобы король ввел в страну войска чужеземцев. В кратчайший срок Джон без всякого сопротивления завладел страной. Вся земля была предана огню и мечу, мгновенно опустошена. Ничто не было пощажено, для распущенных бандитов не было ничего святого. Знатные и простолюдины вместе со своими женами и детьми спасались бегством Кровожадные убийцы короля и папы рыскали по всей стране, держа в одной руке меч, а в другой факел. Всеобщий крик отчаяния поднимался прямо к небу: "О, несчастная Англия! Если бы Бог сжалился над нами! Если бы Его суды настигли короля и папу!"

Суды Божьи не заставили себя ждать долго. Папа умер 16 июля 1216 года в возрасте 55 лет ровно через один год, один месяц и один день со дня подписания хартии вольностей. Джон пережил его лишь на немногие месяцы. Он умер 12 октября 1216 года в возрасте 49 лет на 17-й год своего правления. Возвращаясь из разбойничьего похода, "колесницы короля переходили реку, когда внезапно рассеялась земля и в одно мгновение поглотила все в бездну. С ужасом воспринял Джон это известие, ему казалось, что земля хочет поглотить его самого. Он убежал в монастырь, где пил чрезмерно много фруктового сусла, пьянство и страх приблизили его смерть."

Так сошел с арены истории кровожадный тиран, гнуснейший монарх, какой когда-либо всходил на английский трон. В истории других королей, мерзости которых весьма тяжки и велики, чтобы на них почило проклятие потомков, все же возможно увидеть нечто от человеческой порядочности, которая склоняет нас несколько смягчить наш приговор. Джон же умер и в его характере не оказалось ни единого светлого лучика, достойного звания человека! (Мерль де Обиньи. Том 5.)

Далее: Глава 1-25

Иннокентий и Южная Франция. Вереница свидетелей. Петробрузианцы. Aнри. Альбигойцы и вальденсы. Петр Вальдус. Рассеяние сторонников Вальдуса. Округ Альби. Иннокентий и преследование альбигойцев. Раймонд подвергается духовной опале. Крестовый поход на свою страну. Резня в Бецирсе. Осада Каркассона. Гибель Раймона предрешена. Характер войны меняется. Зверские преступления Симона и Арнольда. Осада Тулузы. Битва при Мурете. Победители не едины между собой. Предательство Фуге. Смерть Монфора. Короли Франции и альбигойцы. Соображения относительно страданий Лангедока.

Назад: Глава 1-23

Теология римской церкви. Семь таинств. Учение об изменении материи. Богослужение Марии. Обращение к помощи святых. Почитание реликвий. Чистилище. Применение учения о чистилище. Последнее помазание. Тайная исповедь. Происхождение исповеди. Отпущение грехов. Индульгенция.

Оглавление