• Евангелие

• О Церкви

• Назидание

• Учение

• О сайте

• Контакты

• Ссылки

Андре Миллер. "История христианской Церкви"

ПЕРВЫЙ ТОМ. Глава 26

Инквизиция в Лангедоке

По парижскому договору, официально война была объявлена законченной, однако инквизиция продолжала свой скрытый, а потому не менее опустошительный крестовый поход против еретиков Лангедока. Им не было достаточно того, что предательство Арнольда и меч Симона Монфора среди несчастных альбигойцев произвели чудовищные истребления, они должны были понести такие наказания, которые сделали бы невозможным восстановление их, уничтожив их учение на все последующие времена. Еще во времена опустошительных крестовых походов Симона Доминик и его сторонники начали свое чудовищное дело. Однако до 1229 года инквизиция не была узаконена римской церковью как определенная организация. В ноябре 1229 года состоялось собрание церкви в Тулузе. На ней было решено создать постоянно действующую организацию инквизиции для борьбы с еретиками. Одно из изданных постановлений того собрания показывает нам скрытое основание ярости сатаны и налагает несмываемое клеймо позора на преследователей альбигойцев. Инквизиция показывает, что основной опорой и источником альбигойцев была Библия, из которой они черпали свое учение, которое казалось возмутительным для римской церкви. Чтобы отнять у народа Слово Божие, собрание в Тулузе издало следующий канон: "Мы запрещаем мирянам читать книги Старого и Нового Заветов за исключением псалтиря, если они, возможно, захотели бы приобрести их, они могут читать требник* и часовник** благословенной чистой Девы Марии, но читать мирянам другие части Библии на их родном языке мы запрещаем."

* Требник - это книга молитв или избранных трудов какого-либо католического автора, состоящая из выдержек Священного Писания, отцов церкви, истории из жизни святых, молитв, славословий и т. д. (прим. переводчика)

** Часовник (от "часы") — так называли молитвенные песни, которые предназначались в церкви для определенных часов, монастыри также пользовались ими. Они состояли из псалмов частью из Священного Писания, Старого и Нового Завета, частью из выдержек из книг отцов церкви др. (прим. переводчика).

Хотя Писание уже долгое время укрывалось от народа, здесь впервые мы встречаем прямой, явный запрет.

Папское изложение этого канона и оправдание его строгости показывают нам, каким способом пользовалось духовенство тех дней Священным Писанием и как применяло его на деле. "Если скот, - говорил папа, - прикоснется к горе, то он должен был быть побит камнями." В его глазах народ был уподоблен скоту, а Слово Божие - горе Синай, которой ни один зверь не должен был касаться, чтобы оставаться живым. Иннокентий Третий пользовался Словом Божиим в своих письмах и эдиктах именно таким образом. На невежестве народа высокопоставленное духовенство играло весьма успешно, беря Слово Божие в свои уста и извращая его в угоду своих интересов. Целью вышеупомянутого канона было удержать народ в полном незнании помыслов Божьих относительно духовных вопросов, чтобы таким образом превратить власть духовенства, вернее сказать, власть сатаны, князя тьмы, в неограниченную и неоспоримую. На этом соборе в Тулузе была запрещена не только любая открытая проповедь, но и всякое свободомыслие было запрещено под страхом тяжких наказаний. Рассмотрим здесь некоторые решения собора.

Архиепископы, епископы и аббаты должны были во всяком церковном мероприятии назначать одного священника и трех мирян, которые были обязаны осматривать все дома и строения, чтобы выявить еретиков и доносить об этом архиепископу, или епископу, или правителю, или его управляющему, чтобы они были взяты под арест. Правителям было поручено во всех их владениях проводить розыск. Если бы было установлено, что в данном доме скрывают еретика, то у того должно было конфисковать не только землю, но и сам он должен был стать рабом феодала. Всякий дом, где был скрываем еретик, должно было сравнять с землей, а принадлежащая ему земля должна была быть отнята. Если управляющий бывал халатен в розысках еретиков, то его должно было лишить должности, объявив неспособным нести эту службу и в будущем никогда не востанавливать его на эту должность.

Еретики, отказавшиеся от своего вероисповедания, были выселены с родины и поселены в католических городах, они должны были носить два креста, которые должны были отличаться от цвета их одежды, один на правой, а другой на левой стороне. Кто же отрекался из страха смерти, то становился пожизненным заключенным. Все подростки, мальчики с четырнадцати, девочки с двенадцати лет должны были клятвенно отречься от ереси и исповедовать католическую веру. Если кто находился в отлучке и не явился в течение четырнадцати дней, того должно было объявить вызывающим подозрение в ереси.

Как бы строгими и жестокими ни были эти постановления, они показались папским легатам все же недопустимо мягкими. Потому папа созвал следующий собор в Мелуне, на котором были приняты еще более жестокие и несправедливые наказания. По ним еретики могли быть судимы через одного епископа или же церковного сана, а потому дела по обвинениям из-за постоянно растущего числа стали затруднительными, и папа Григорий Девятый это ужасное судопроизводство передал в 1233 году доминиканскому ордену. С этого момента инквизиция приобрела характер обособленной организации. Возвратимся же теперь на несколько столетий назад и проследим постепенное возникновение и развитие инквизиторских помыслов церкви.

История инквизиции

До правления Константина, а таким образом, до объединения церкви с государством, ереси, или духовные преступления, наказывались только по решению церковных приходов. Однако вскоре после этого были введены и телесные наказания. Предполагают, что первым римским кесарем, который объявил ересь преступлением, был Феодосий, который постановил, что это должно быть искупляемо ценой телесных наказаний или же самой жизни. В те времена инквизиторы, однако, не относились к духовенству, не имели они духовных санов, а были мирянами, назначаемыми на это дело римскими префектами. В 385 году был предан смерти Прискиллиан, испанский еретик, хотя Мартин из Тура был против этого первого обращения к смертной казни. Юстиниан в 529 году издал впервые закон о наказании еретиков. В течение столетия наказания еретиков принимали все возрастающую строгость и жестокость. Однако, как мы уже видели, только в тринадцатом столетии инквизиция была официально оформлена на церковном соборе. С того времени она представляла собой определенное судопроизводство, призванное и способное наказывать за всякого рода ереси, отпадения и тому подобные преступления против католической веры. Кому принадлежит печальная слава обновления инквизиции в этой новой форме, Доминику или Иннокентию, это не установлено. Во всяком случае, она возникла во время крестовой войны против альбигойцев. Папские послушные орудия вскоре обнаружили, что открытое убийство, полное истребление еретиков, никогда не приведет к цели. Это открытие послужило поводом создания нового братства, ордена святой веры, члены которой должны были торжественно присягать в том, что они приложат все свои силы для подавления всякого свободомыслия в деле религии, будут утверждать единство веры, убивать всех еретиков, истреблять всякую ересь из домов, сердец и душ людей. Григорий Девятый на церковном соборе в Тулузе дал инквизиции определенные законы.

Это чудовищное судопроизводство мало-помалу было принято в итальянских странах, во Франции, Испании и других государствах. Но ему никогда не удавалось пробить себе дорогу в Англию. Введение его во Франции и Италии потребовало больших и напряженных усилий. Германия успешно противостояла против введения и учреждения постоянной инквизиции. В Испании же, наоборот, она после победы над первым противостоянием быстро обрела почву и постепенно обрела такую власть и силу, каких ей не удалось достичь ни в одной другой стране. Все более и более возрастало всемогущество инквизиции. Она имела право судить не только по словам и делам, но и посягала на мысли и намерения обвиняемых. С начала четырнадцатого столетия инквизиция в Испании расцвела пышным цветом. Но когда в конце пятнадцатого столетия Изабелла, жена Фер динанда из Арагона, взошла на трон Кастилии, и различные королевства Испании, а именно: Кастилия, Наварра, Арагона и Португалия объединились, инквизиция стала всеобщей в стране и приняла такую форму, в которой продержалась до 1808 года, до ее исчезновения*.

* Инквизиция в Испании окончательно была отменена только в 1834 году, в Италии же лишь в 1859 году (прим. переводчика).

Скрытая деятельность инквизиции

Если бы мы имели пред собой цель ознакомить наших читателей с точным описанием деятельности инквизиции, то мы вынуждены были бы раскрыть картины мрачных мерзостей, бесчеловечнейших, неслыханнейших жестокостей, которые когда-либо имели место в человеческой истории. Мы с уверенностью можем сказать, что никогда в языческих или магометанских странах не бывало такого судопроизводства, которое с таким бесстыдством попирало бы ногами всякую справедливость и человечность, как этот суд духовенства!

Если бы кто-либо вызывал малейшее подозрение в ереси, тотчас бывали к нему приставлены шпионы с заданием уличить его в преступлении при наличии малейшего повода, чтобы предать его в руки "святого правосудия". Упомянутый мог быть добрым католиком. Лоренте (испанский историк, известный своими критическими историями об испанской инквизиции, живший с 1756 по 1823 годы) уверяет нас, что девять десятых из арестованных были верны католической вере, но, возможно, они стояли под подозрением свободомыслия, или кто из них в беседе показал свои большие знания в вопросах теологии, чем невежественные монахи, или же он в каком-либо пункте не сходился с ними во мнениях, этого было больше, чем достаточно. Малейшей доли из вышеперечисленного было достаточно, чтобы возбудить подозрение, потому что ничто их так сильно не пугало, как свет и истина.

Если над кем-либо сгущалось подозрение, то оно было доводимо до конца, по крайней мере, в большинстве случаев. Если подозреваемому бежать не удавалось, то его участь была предрешена, ему оставалось поджидать вестника смерти "святого правосудия". В тишине ночи вдруг раздавался стук в дверь, грозно потрясающий весь дом. Хозяин испуганно просыпался и, отворив дверь, видел перед собой темные фигуры, которые именем "святого правосудия" требовали, чтобы он тотчас последовал за ними. Со слезами и воплем окружали жена и дети своего любимого мужа и отца, ибо они знали, что означает этот приказ. Они предчувствовали, что в последний раз обнимают дорогого им человека, что прощание это навеки! Однако они не осмеливались оказывать ни малейшего сопротивления властному приказу "праведных судей". Так велик был ужас перед сыщиками инквизиции, перед этими бесчувственными предателями, что мужья своих жен, жены своих мужей, родители своих детей, господа своих рабов без слов выдавали палачам на верную гибель. Все, будь он правитель или последний раб, были подвластны "святому правосудию". Никто не мог быть уверенным в том, что в следующую ночь не прозвучит роковой стук в его дверь. Таинственный, непроницаемый мрак окутывал все действия этого чудовищного судебного двора. Это предоставляло огромную почву для воображения, для великого множества слухов и переполняло всех чувством неминуемой беды. Никакое положение, никакой возраст, никакой род не могли защитить никого от пронизывающих взоров священников, не имеющих на жалости, ни сострадания.

Кто попадал за стены зала суда инквизиции, тот был беспомощно и беззащитно предан на произвол безграничной жестокости своего судьи. Лишь немногие возвращались живыми из этого мрачного строения, как говорят, в лучшем случае из тысячи один. При этом соблюдались определенные формы допроса обвиняемых, но это все было лишь великим издевательством над правосудием. Судопроизводство проводило свои заседания в глубокой тайне. Ни единый защитник не мог предстать перед судом, ни единый истец не мог предстать перед обвиняемым. Никто из арестованных не знал, кто его предал и чем он провинился. Обвинение было одно: ересь! Мнимый обвиняемый должен был вначале клятвенно заявить, что он относительно всех лю дей, живущих или умерших, которые вместе с ним были причастны к ереси или к вальденсам, будет говорить только правду. Если он медлил это заявить, то его бросали в отвратительные, грязные, нездоровые тюремные дыры, которые в те времена сохранялись для всех преступников. Питание арестанта медленно, но постоянно уменьшалось, пока его члены лишались живости, теряли всякую силу. Тишина его одинокой дыры лишь время от времени нарушалась шагами приближающегося инквизитора, который посещал жертву, предназначенную на заклание, чтобы вытянуть из нее исповедь против самой себя или же против других. Цель состояла в том, чтобы с помощью такого умственного истязания в совокупности с телесными мучениями вызвать в обвиняемом такое состояние, когда он потеряет всякую свою волю и превратится в безвольную жертву.

Если же заключенный все же оставался тверд, то святое правосудие прибегало тогда к другому ужасному средству - к скамье пыток. Беззащитная жертва обвинялась в преднамеренном скрытии истины и запирательстве. Тщетно доказывал обвиняемый, что он на все вопросы отвечал абсолютно правдиво, в искренности и добровольно. Его спрашивали, не таит ли он в своем сердце никаких злых помышлений против церкви, святого правосудия или же чего другого относительно судей. Если он отвечал так, как ему хотелось, то объявлялся жестоковыйным еретиком. После того, как судьи лицемернейшим образом настоятельно подчеркивали свою любовь к его душе и их стремление освободить его от заблуждения, перед испуганным взором несчастного раскрывался чудовищный аппарат пыток. В некоторых случаях было достаточно уже одного взгляда на внушающие ужас инструменты пыток, чтобы побудить обвиняемого высказать все, что только от него требовали.

Пытки

Мучения и пытки, которые применяли инквизиторы к обвиняемым, чтобы выжать из них признания, угодные им, были весьма разнообразны. Первой ступенью обычно было причинение вывихов туловищу. С этой целью голые руки несчастной жертвы, положенной на спину, обвязывались тонкой крепкой веревкой, к ногам привязывался тяжелый груз, затем с помощью веревки жертва поднималась до большой высоты. После того, как несчастный некоторое время в таком висячем положении парил в воздухе, мгновенным действием шеста он был бросаем с высоты на такое расстояние от пола, чтобы не коснуться его. Это повторялось несколько раз до тех пор, пока все суставы рук не были вывихнуты и все позвонки туловища не сдвигались со своих мест под тяжестью груза и силы инерции. Пока производилось такое действие вверх-вниз, тонкие веревки врезались в руки до самых костей, прорезая кожу и мускулы. Этот вид пыток проводился в течение часа, в некоторых случаях и более, пока присутствующие судьи не находили это достаточным и пока силы пытаемого не покидали его.

Пытка огнем была не менее мучительна. Она состояла в том, что пытаемого растягивали на земле, подошвы ног натирали жиром и затем подносили к ним огонь на такое расстояние, пока он от невыносимых болей не пожелает сознаться во всем, чего палачи добивались от него. Обычно пытка повторялась три раза. Два последних раза она должна была послужить к тому, чтобы побудить несчастную жертву объявить побудительные причины и намерения только что перечисленных преступлений, а также назвать соучастников или же предводителей этих преступлений.

Если все пытки были бессильны выжать признание, тогда прибегали к искусному приему хитрости и лукавства. Некоторые лукавые доносчики подсаживались в камеру обвиняемого, выдавая себя также за жертву правосудия. Они начинали затем поносить инквизицию, побуждая и других к подобным высказываниям. Если им это удавалось, то дело с обвиняемым было решено. Он снова был приведен и поставлен перед судьями, и здесь его недавний соучастник в мучениях вдруг превращался в предателя-монаха. Когда вина обвиняемого считалась доказанной, будь то через его собственное признание или же из слов других, то по величине своего преступления он приговаривался либо к пожизненному заключению до самой смерти, либо к галерам, либо на бичевание, либо на смерть. Осужденных на сожжение содержали до тех пор, пока не соберется достаточно внушитель ное число, чтобы сожжением такого множества произвести на зрителей более глубокое и страшное впечатление.

Чтобы читатель не подумал, что такое чудовищное учреждение инквизиции играло большую роль только во времена мрачного средневековья, да будет сказано вновь, что только в начале прошлого столетия был положен конец чудовищному ремеслу бессовестнейших священников и монахов, составляющих костяк так называемого "святого правосудия". Когда в 1820 году по приказу испанского парламента были открыты в Мадриде двери инквизиторской тюрьмы, в камерах ее находился еще двадцать один заключенный. Никто из них не знал названия города, в котором находился, ни состава преступления, в котором он обвинялся. Некоторые из них просидели там много лет. Один из них был приговорен на следующий день быть казненным так называемым способом "маятника". Этот полный мучений способ казни описывается следующим образом. Приговоренный крепко привязывался к столу навзничь, над ним укреплялся тяжелый маятник, нижняя часть которого - острый зубец двигал взад и вперед по инерции, и это было устроено так, что с каждым движением немного удлиняется. Несчастная жертва заклания с ужасом смотрела, как этот страшный инструмент раскачивался взад и вперед, с каждым движением становясь все ближе и ближе. Вот он тихо отрезает кожу лица... однако должно еще ему сделать несколько движений взад и вперед, прежде чем он врежется в человека на такую глубину, чтобы вызвать смерть. Так поступало "святое правосудие" со своими жертвами даже в 1820 году.

Аутодафе

Чудовищная смертная казнь, которой инквизиция обыкновенно наказывала жестоковыйных еретиков, в Испании и Португалии была названа "аутодафе", в переводе "дело веры", и рассматривалась как религиозное торжество наивысшей важности. Чтобы придать ей, насколько только возможно, высшую святость, в большинстве случаев она производилась в День Господен. Невинные жертвы папского варварства торжественной процессией подводились к месту судилища. Обычно они были наряжены в чрезвычайно фантастические одежды. На их головных уборах и на одежде был изображен адский огонь, драконы и дьяволы были заняты тем, чтобы поддерживать огонь для них. Иезуиты, выступая впереди осужденных, выкрикивали, что пламя, в которое они сейчас будут брошены, ни в какое сравнение не идет с тем пламенем, которое они будут вынуждены переносить во веки вечные. Если среди осужденных находился кто-либо из бесстрашных, который перед лицом такой страшной смерти отваживался сказать нечто во славу Господа или в защиту истины, то ему тотчас втыкали кляп в рот. Когда осужденных подводили к месту судилища, то их привязывали цепями к прямо водруженному столбу. Кто же из них здесь объявлял себя истинным католиком и желал умереть в католической вере, тот получал право быть задушенным прежде огня, все остальные, отвергающие это, были сжигаемы заживо. Приносили множество свежих зеленых веток и обкладывали вокруг ног привязанных к позорному столбу вперемежку с сухими дровами и зажигали. Страдания мучеников не подлежат никакому описанию. Нередко нижние части тела были поджариваемы в буквальном смысле слова, прежде чем пламя достигало вышней части тела и наконец наступала смерть. И эту потрясающе чудовищную картину созерцало великое множество народа из всех сословий, возрастов и родов с дикой, звериной яростью восторга. Так бесчеловечно было влияние Рима на нравы людей. Более чем четыре столетия эта казнь - "аутодафе" - была национальным праздником испанцев: королей и королев, правителей и правительниц.

Из летописных записей инквизиции, по скупым подсчетам Лорентеса, истекает, что за 1481-1808 годы только в Испании этим "святым правосудием" было казнено более чем 340000 человек. Если бы мы приплюсовали к этому числу убиенных в других странах, находившихся под господством Испании за это время, то число казненных возрастет в несколько раз! Торквемада, который был возведен в 1483 году в сан высшего инквизитора над Арагоном, чтобы показать свое покровительство правосудию, сжег живыми не менее двух тысяч людей. Вожди, принцы, дворяне, ученые, князья, прелаты, короче говоря, все, невзирая на разницу в положении, смело и бесстрашно обвинены святым правосудием и казнены. Однако Господь знает их всех: Он знает претерпевших, Он знает их гонителей и знает, как вознаградить одних и как осудить других! Мрачные мерзости, которые творились в тех тюремных подземельях, крики страданий мучеников, чудовищные издевательства безжалостных доминиканцев - все однажды откроется перед тем Судьей, Который восседает на престоле славы и судит по святой справедливости и нелицеприятно. Папа и его кардиналы, аббаты и их монахи, высшие инквизиторы, их шпионы и рабы, палачи — все они должны предстать пред "великим белым престолом", чтобы получить по своим делам. Он, обличавший Своих учеников за то, что они высказали желание низвести огонь с неба на самарян, будет судить там их по Своему усмотрению. Он исследует, поступали ли Его ученики по Его примеру и по Его Слову.

Едва ли есть необходимость говорить о том, что в течение многих столетий не все приговоренные инквизицией к смертной казни должны быть рассматриваемы как христиане. Преступления, о которых знали судьи веры, состояли из ересей различного рода, например, иудаизм, магометанство, чародейство, многоженство, отступничество и т. д. Об этих остальных мучениках нам очень мало что известно. С мученичеством под господством языческих правителей дело обстояло во многих отношениях иначе. Тем не менее невозможно читать историю тех мрачных времен, не исполнившись глубокого отвращения к палачам и искреннего сострадания к жертвам.

В дальнейшем исследовании нашей истории мы будем иметь множество возможностей и рассматривать чудовищную жестокость и бесчувственную бесчеловечность инквизиторов, Сейчас оставим рассмотрение этого предмета, чтобы познакомиться с новыми монашескими орденами, которые также своим происхождением обязаны роковым войнам против альбигойцев.

Монахи старых и новых времен

С происхождением и историей древнего монашества мы уже познакомились ранее. В тринадцатом же столетии монашество приобрело такой совершенно отличный от прежнего характер, что мы не можем обойтись без того, чтобы снова не проследить его развитие с тех первоначальных времен. Это предоставит нам также возможность бросить взгляд на внутреннее состояние Рима, прежде чем воссиял свет реформации и выставил напоказ царящий в этой системе мрак во всем чудовищном его масштабе.

В конце третьего, но в основном в течение четвертого столетия многие монахи и отшельники устраивали себе жилища в пустынях Сирии и Египта. Одинокие и пустынные места для первых отшельников были самыми излюбленными. Святость и смирение этих людей, их знамения и чудеса описывались церковными составителями истории с чрезмерным усердием в превосходном тоне, и такие писания имели большую действенную силу на простодушные нравы. Всякий, желающий себе славы святого и праведного, вступал в какой-либо монашеский орден. Монашество продвигалось вперед семимильными шагами, так что уже до начала шестого столетия везде, где только возникало христианство, там были и монахи. Среди монахов того первого времени было три класса:

1. Отшельники, или затворники, то есть такие, которые жили только в местах, отдаленных от человеческих жилищ.

2. Цебониты, которые жили совместно ради религиозных целей в общих домах под общим начальством.

3. Сарабеты, особенный род, ведущий бродячий образ жизни, у них не было ни твердых монашеских правил, ни определенного жилища. Возможно, это были отколовшиеся от цебонитов монахи.

Цебониты жили на территории своих владений, за высокими стенами, которыми они отделили себя от всего окружающего мира, зачастую были выкопаны колодцы, имелись сады и все, что было потребно для их жизни, так что любой предлог для общения с миром, который они оставили навсегда, был исключен. Нынешние монахи все без исключения цебониты. Они живут совместно в каком-либо монастыре, дают обет жить по определенным, установленным их орденом правилам, и носят одежду, которая отличает их от других орденов.

Мощные перевороты, которые происходили в пятом столетии на западе, оказались благоприятными для монашеской жизни. Варвары изумлялись множеству, своеобразию и показной святости монахов. По этой причине их жилища оставались пощаженными и в те неспокойные времена послужили для многих местом убежища. Суеверие превозносило святость монахов. Все соревновались в желании доказать свое им почитание дорогими дарами. Но по мере того, как росло богатство и благополучие монастырей и орденов, в среду обитателей их проникали перерождение, мерзости и преступления. Уже вскоре объявилась сильная потребность в основательной реформации, и проводником в жизнь этой идеи стал знаменитый св. Бенедикт.

Св. Бенедикт

Уже почти шесть столетий вся монашеская организация жила по предписаниям и правилам Бенедикта, мы все же должны рассмотреть вызванный им к жизни орден Бенедиктинцев, чтобы познакомиться с его устройством и характером.

Бенедикт был сыном римского сенатора и родился в 480 году в Нурсии в Италии. Двенадцати лет он прибыл в Рим, чтобы получить там свое первое образование. Очень вероятно, что он уже в раннем детстве слышал о жизни святых анахоретов и отшельников востока, их самоотречение и праведность изумляли его. Между тем царящая в Риме безнравственность, бесчинства его сверстников по школе пробудили в нем желание одиночества с непреодолимой силой. Когда ему исполнилось пятнадцать лет, он уже более не мог выносить разврата вокруг себя, простился со своей верной нянечкой Кириллой, которая была послана родителями в Рим вместе с ним, и отослал ее, плачущую и скорбящую, назад домой. Поскольку дикие гунны и вандалы опустошили обширные территории вокруг Рима, то юному отшельнику было нетрудно найти уединенное убежище невдалеке от города. Целый год он жил там в одинокой пещере. Единственный человек, который знал его место убежища, был монах по имени Роман. Он снабжал его хлебом, который отнимал от своей ежедневной порции. Между монастырем Романа и гротом, в котором скрывался Бенедикт, находилась отвесная скала, так что хлеб нужно было спускать ко входу в пещеру на веревочке. Со временем Бенедикт был обнаружен некоторыми пастухами, которые с радостью внимали его беседам и изумлялись его чудотворениями. Когда слава о его праведности стала повсеместно известна, его уговорили стать аббатом соседнего монастыря. Однако его строгие жизненные правила в высшей степени были не по нраву его обитателям, так что у них возникло непреодолимое желание избавиться от непреклонного аскета, и они подсыпали ему яд в вино. Когда Бенедикт по своему обыкновению, сделал крестное знамение над чашей, то, как рассказывают, чаша в его руке разлеталась на кусочки. Смиренно выговорил он монахам по этому поводу и вновь возвратился в свою пещеру.

Теперь Бенедикт стал вызывать намного больший всеобщий интерес. Его слава простиралась далеко за пределы границ Рима. Бесчисленные толпы собирались вокруг него, мужчины, богатые и влиятельные, присоединились к нему и великая сумма была отдана в его распоряжение. Тогда ему предоставилась великая возможность, и он построил на эти деньги двенадцать монастырей, в каждом из которых по двенадцать старших монахов находились под его непосредственным руководстовом. Обеспокоенный завистью известного священника Флорентия, в 528 году Бенедикт оставил свое одинокое ущелье в Субьяго. После некоторого скитания, он пришел в Монте-Кассино, где ранее находился храм Аполлону и жители которого все еще воздавали ему славу, как богу. С великой ревностью он стал истреблять среди крестьян этот последний островок идолопоклонства. На месте, где находился алтарь Аполлона, он построил капеллу, которую посвятил евангелисту Иоанну и святому Мартину. Этим было положено основание для строительства известного монастыря Монте-Кассино, как основного ядра, от которого за кратчайший срок по всем направлениям Европы стали возникать бесчисленные разветвления. Здесь Бенедикт в 529 году издал свои знаменитые правила ордена, которые состояли из 73 глав и содержали в себе целый ряд законов, которые должны были исполнять монахи в отно шении друг к другу и к аббату. Содержание и охват предписаний Бенедикта вызывают изумление, если учесть, что они предназначались для общества, соединенного из множества разных характеров, и что все это исходило из одной головы, из одного духа. Его труд не имеет аналога и, по мнению ученых, является выдающимся памятником письменности первых столетий истории церкви.

Правила ордена Бенедикта

Мудрость великого монаха как законодателя и превосходство его системы над всеми подобными учреждениями прежних столетий главным образом проявляется в том, какое место уделяет он хозяйственному физическому труду. Тяжкий физический труд стал отличительным качеством нового ордена. Монашеская жизнь до того времени заключалась в основном в уединенном самосозерцании и раздумье. Их содержание обеспечивалось либо от всеобщих поборов, либо живущие поблизости к монастырю люди обеспечивали их необходимым, почитая святыми. Пагубность такой праздной бездеятельной жизни не прошла мимо острого взора Бенедикта, потому он заранее позаботился о жизнеспособности монахов. Бездействие и праздность он объявил злейшим врагом души и тела. Он не ограничил деятельность монахов молитвой, пением и наставлением молодежи, но установил, что они должны работать своими руками. Топоры, лопаты, серпы и косы не должны были впредь оставаться неизвестными для монастыря орудиями труда. Преимущества этой новой системы были огромны. Бенедиктинские аббатства превратились в сельскохозяйственные угодья, обрабатываемые усердно и добросовестно. Земледелие в сочетании с культурой производства вошло в эти дикие местности и благодаря неутомимым рукам монахов превратило некогда пустынные земли в плодороднейшие нивы и пашни.

Хотя орден Бенедикта в этом отношении мог войти в некоторое противоречие с буквой и Духом Священного Писания, все же в его правилах содержалось гораздо больше здравого смысла, чем во всех больных, истлевающих системах востока. По мнению Бенедикта, "всякий человек, чтобы жить в этом мире, должен что-то делать, жизнь, которая только берет, но ничего не производит, есть уродство." То обстоятельство, что Бенедикт не упускал из виду также неблагоприятный климат запада и европейские нравы и обычаи, говорит о ясном взоре и практическом смысле великого реформатора. Его законы были легче и удобнее в исполнении, нежели восточные, также и предписанный образ жизни был лучше. Он не требовал никаких сверхъестественных истязаний и лишений, а разрешал своим последователям жить по обычаям их страны. В этих мудрых и толковых постановлениях заложена тайна огромного успеха ордена Бенедикта.

Монастырские правила Бенедикта, естественно, входят в резкое противоречие с нашим нынешним пониманием здорового образа жизни. В два часа монахов будили и они объединялись в ночной молитве. При этом пели двенадцать псалмов, прочитывали или пересказывали определенный отрывок из Священного Писания. При восходе солнца собирались на утреннюю мессу все обитатели монастыря во второй раз. Это было похоже на первое богослужение. Так что ежедневно пропевалось двадцать четыре псалма, и весь псалтирь неделю за неделей пели до конца. Время для религиозных упражнений вне монастыря и работы вне ворот и зимой и летом было отведено на усмотрение приора. Однако незыблемо было предписано все двадцать четыре часа, за исключением семи часов на физический труд, исполнять различные труды по богослужению. Первый раз около полудня принимался завтрак, а вечером - основная трапеза. Обычно питание состояло из овощей, хлеба, фруктов. Каждому монаху выдавалось ежедневно фунт хлеба и немного вина.

Во всеобщем повседневном питании полностью исключалось употребление мяса, разрешение есть мясо получали только больные. Иногда на ужин подавались яйцо или рыба. Во время поста до шести часов вечера вообще ничего нельзя было есть, время сна сокращалось.

Одежда монахов должна была быть грубой и простой, однако по обстоятельствам различной. Им было разрешено носить обувь, в том числе и сапоги, предметы роскоши. Вер хняя одежда состояла из черного плаща с широкими рукавами и заостренного капюшона. Все монахи имели по две одежды, по два капюшона, одну записную книжку, один нож, одну иглу и один носовой платок. Убранство кельи состояло из одного матраса, двух шерстяных одеял, одной подушки. У каждого монаха была его личная постель, все спали в своих грубых одеждах. Над каждой спальней диакон должен был вести надзор, в них должен был постоянно гореть свет. После того, как ложились в постель, не разрешалось произносить ни слова. Небольшие проступки обсуждались во время всеобщей вечери, среди товарищей, более тяжкие повелевалось выносить на суд капеллы, неисправимые преступники изгонялись из монастыря.

Так проходили дни монахов в вечном однообразии, с ночного богослужения до вечернего ужина все исполнялось чисто механически. Со вхождением в монастырь монах отрекался от всяких претензий на личную свободу. Его обет беспрекословно слушаться своих старших наставников во всем был неизменен. Ему не позволялось принимать какого бы то ни было подарка, даже от своего самого близкого родственника, ни с кем вне стен монастыря он не имел право вести переписку, разве что по какому-то особенному разрешению, под досмотром аббата. В воротах, которые держались закрытыми днем и ночью, постоянно находился братмонах, придверник. Никто из посторонних не должен был вступать на территорию монастыря, ни один монах не мог выходить за ворота без разрешения приора. Сады, колодцы, мельницы, пекарни и т. д. обычно находились внутри стены, потому не было необходимости покидать монастырь. Ремесло или какая ручная работа должна была производиться тем или другим монахом, это решал аббат. Так монах из самой знатной семьи мог при своем вхождении в монастырь получить работу повара, слуги, портного, плотника или садовника, как это заблагорассудится приору. Качество и мера его пропитания были расписаны и точно определены, будто бы это был маленький ребенок. Только в определенное время ему разрешалось говорить. Во время вечери не разрешалось вести никаких бесед, один из монахов непрерывно громким голосом читал что-либо.

Таким образом, человек полностью был оторван от остального мира.

Жена, которую Бог дал человеку, как помощницу, должна была стать не только чуждым для его помыслов созданием, но и рассматриваться естественным врагом его одиночества и устремления к святости. Сатанинской хитрости удалось сосредоточить все внимание монахов на собственном "Я", изгнав Личность Христа из круга его помыслов. Как прямо противоположны были помыслы и желания великого апостола язычников и монаха! Он мог сказать: "Что для меня было преимуществом, то ради Христа я почел тщетою." Вдумайтесь в эти истинно христианские слова: "что для меня было преимуществом". Если что-либо для меня является преимуществом, то каково же тогда его значение для Христа? Я должен иметь Христа. Я видел Его во славе, и я должен уподобиться Ему. Все, чем могло бы хвалиться религиозное тело, все, что было для Павла преимуществом, он отбросил от себя, как тщету и сор. "Да и все, - говорит он, - почитаю тщетою ради превосходства познания Христа Иисуса, Господа моего" (Фил. 3,7-8). Насколько сатана ослепил сердце человека, что он свободе Христа предпочитает внешние бесполезные формы и религиозные церемонии и созерцание своего собственнного жалкого "Я" ставит выше Любви Божьей! Да, жизнь, проводимую в тишине и одиночестве монастыря, рассматривает как верный, если не единственный, путь в небо!

Бенедиктинцы

Еще до смерти Бенедикта, в 543 году, его орден твердо укрепился во Франции, Испании и Сицилии. После его смерти его орден стал расширяться повсеместно чрезвычайно быстро. Куда бы ни приходили монахи, там дикая местность вскоре приобретала привлекательный вид. Они собственными руками прочищали заросшие леса, осушали топи и болота, строили великолепные монастырские здания, смягчали дикие нравы народностей, содействовали развитию животноводства и земледелия. Также велика их заслуга в развитии образования и науки, повсюду под их руководством возникали школы для детей. Однако, хотя орден делал такие чрезвычайно быстрые шаги и за кратчайший срок распространился по многим странам, он все же оставался приверженным законоположениям и правилам своего великого основателя. (Можно в известной мере предположить время, когда бенедиктинцы проникли в Англию. Св. Августин и его монахи принадлежали к этому ордену, а также сам папа Григорий, пославший их). И хотя им принадлежит слава превращения больших площадей невозделанных земель своими натруженными руками в плодородные нивы и сады, они не пренебрегали, если только предоставлялась такая возможность, избирать лучшие участки земли для своего поселения.

В отношении Англии Милман пишет: "В тех богатейших долинах при всех чистых прозрачных источниках вод вскоре выросли аббатства бенедиктинцев. Плодороднейшие, мирные и привлекательнейшие местности превратились в возлюбленный приют этого ордена."

Изначальным намерением Бенедикта было не столько основание нового ордена, сколько предписание итальянским монахам правил, с которыми отшельники и монахи в первые столетия находились в гармонии. Однако монахи из Монте-Кассино вскоре прославились своими выдающимися познаниями, мирной, благонравной жизнью и усердием. В стране в то время, когда происходили беспрерывные войны, где невежество и распущенность были всеобщими, спокойный, почитаемый святым монастырь являлся для всех приветливой гаванью, где во время краткодневной жизни, исполняя свои религиозные обязанности, можно обрести мир с Богом и людьми. В те дни молодой человек из высших сословий в отношении своего жизненного призвания имел ограниченный выбор. Вообще перед ним в основном было всего два выбора: либо суровое, жестокое ремесло воина, либо уединенная, мирная жизнь монаха. И естественно, что вдумчивые, осторожные натуры предпочитали монашескую жизнь, хотя это несло с собой самоотречение и отказ от собственной воли. Люди разных сословий и классов прощались со своей родиной и семьей и примыкали к ордену Бенедикта, расцветающему с новой силой. С его быстрым ростом и распространением с невероятной силой росло и распространялось богатство и влияние ордена. "Владения, принадлежащие матери-монастырю из МонтеКассино, состояли с течением времени из четырех епископств, двух герцогств, тридцати шести городов, двухсот замков, трехсот областей, тридцати трех островов и тысячи шестисот шестидесяти двух церквей. Аббат ввел титул:

патриарх святой веры, аббат святого монастыря из МонтеКассино, глава и вождь всех аббатов и религиозных домов, вице-канцлер обеих Сицилий, Иерусалима и Венгрии, граф и господин над Кампаньей, Террой ди Савонно и морскими провинциями, вице-кесарь и вождь мира."

Миссионерская ревность бенедиктинцев

С течением времени число бенедиктинцев весьма возросло, и тогда они выслали своих миссионеров к народам, которые все еще находились под властью и во мраке язычества, проповедовать Евангелие. Как определяют, при их содействии не менее тридцати земель и провинций познакомились с христианской верой, вернее сказать, обратились в римскую церковь. Но Господь в Своей непостижимой благодати может употребить слово о кресте во спасение душ, хотя оно через человеческие примеси весьма затуманено и ослаблено. Если Господь того пожелает, даже мизерная частичка истины может послужить в благословение тысяч душ.

Благодаря проповеди бенедиктинцев и восходящего влияния и расцвета их ордена имели место в высшей степени достойные внимания изменения в истории церкви и христианства. В течение трех первых столетий христианского летоисчисления кесарь и все великие земли преследовали верных последователей Христа. В течение шестого, седьмого, восьмого и девятого столетий многие короли отказались от своих корон и стали членами ордена бенедиктинцев. Также королевы и принцессы примыкали к этому ордену. Из келий монастырей этого ордена вышло не менее сорока восьми пап, двухсот кардиналов, семь тысяч архиепископов, пятнадцать тысяч епископов, а также множество аббатов и четыре тысячи святых. Они построили более тридцати семи поселений и учреждений, которые состояли из монастырей для монахов и монахинь, больниц и тому подобных сооружений. Из ордена вышло также много известных ученых и писателей. Рабанус построил первую школу в Германии, Алкуин основал университет в Париже, Гвидо нашел музыкальную гамму, Сильвестр - орган, а также Дионисий Эксигвус усовершенствовал порядок церковного учета.

Мардсен пишет: "Аббаты в своем влиянии и силе немногим уступали господствующим правителям, больший авторитет они имели в Германии, где аббат Ангия, по прозвищу "Богатый", ежегодно имел доход в шестьдесят золотых крон. В его монастырях находились лишь сыновья правителей, графов и баронов. Аббаты из Вайсенбурга Фульды и св. Галлена были весьма богатыми князьями. Аббат св. Галлен однажды свершил свой въезд в г. Страсбург со свитой в тысячу конных. Шесть столетий подряд все религиозные общины вынуждены были уступать пальму первенства бенедиктинскому ордену. Новые ордены, которые возникли в течение этого периода, придерживались правил, введенных Бенедиктом, хотя в некоторых пунктах дисциплинарного взыскания и одежды они могли несколько расходиться. Картезианский и цистерцианский орден были лишь ответвлениями от общего ствола бенедиктинцев.

Однако, как обычно бывало, как только бенедиктинцы начали богатеть, по мере этого они начали отходить от главных принципов своего основателя и предавались праздности и порокам разного рода. Мало-помалу они запутывались в мирских делах и в политических сделках, пока наконец и для них основной целью не стало содействовать авторитету и власти римской церкви.

Возникновение доминиканцев и францисканцев

Давно уже замечено, что там, где Дух Божий действует посредством Евангелия и действительно появляется успех в деле обращения душ ко Христу, враг не дремлет. Он не может спокойно смотреть на то, как его царство опустошается. Он пускает в действие всю свою вражду и злобу под любым видом, будь то через то, что злым и лживым извращением устремляется в атаку, чтобы погубить. История Израиля, как повествует нам церковь, дает много печальных примеров такой деятельности сатаны. В истории монашеских заведений, которой мы сейчас заняты, наблюдается то же самое явление.

Особенной целью новых орденов, возникших в начале тринадцатого столетия, было противостояние влиянию альбигойцев, так как проповедники альбигойцев, вращаясь среди низших классов народа, своим дружелюбным нравом приобретая сердца язычников, непрерывно возвещали им Евангелие и далеко преуспели в этом. Возвещать Благую Весть о Христе среди низших сословий в доступной форме духовенством римской церкви пренебрегалось. Правда, время от времени восставал какой-либо ревностный проповедник, как, к примеру, Клавдий из Турина, Арнольд из Брешиа, Фулк из Ноилли, Генрих, диакон, или же Петр Вальдус, который, как мы помним, предал себя с редчайшей верностью благовестию Евангелия. Однако такие явления были редки и с большими перерывами во времени. Духовенство же обычно прибегало к своему красноречию лишь тогда, когда можно было в народной массе вызвать движение в пользу церкви или папства. Такие причины, как крестовый поход и войны против альбигойцев, погнали их из келий.

По учению, проповедь была особенным правом епископов, однако среди них было мало таких, которые имели бы этот дар и склонность к нему, или же при их мирских и военных занятиях едва ли имели свободное время проповедовать в своих церквах. В остальных частях их прихода их невозможно было увидеть. Там и тут совершали они объезд или случайное посещение народа и общение с ним. При таких случаях они проявляли в высшей степени внешнее великолепие, но об обучении и наставлении народа никто и не думал. Так называемый ритуал*, или канон, включал в себя исключительно средства обучения, но и это было на своем языке, в высшей степени непонятно, священники соревновались с чернью в невежестве. Их знаний хватало как раз лишь на то, чтобы механически провести предписание церемонии римской церкви.

* Ритуал - это собрание предписаний и изъяснений о методах в разных формах и обычаях в католической церкви. Долгое время в применении находились многие ритуальные книги, вплоть до 1614 года, когда во дни папы Павла Пятого была принята единая книга ритуала для всей римской католической церкви (прим. переводчика).

Именно такое печальное состояние официальной церкви подготовило почву для так называемых еретиков. Равнодушие и леность священников дали им возможность на протяжении многих лет распространять среди народа свое учение. Публичная и тайная проповедь Евангелия под руководством Бога была средством быстрого роста и распространения вальденсов и альбигойцев. Это с первых дней христианства и поныне является путем Божьим распространения истины и приведения душ ко Христу. Во все времена Богу было благоугодно проповедью, которую мир почитает юродством, спасать верующих (1 Кор. 1,21). Чем откровеннее и чище юродство проповеди, тем лучше! Когда Древний враг человеческих душ увидел такого рода деятельность и ее действенность, то он изменил стратегию и тактику боя. Вместо того, чтобы заточить серьезнейших и праведнейших членов римской церкви в стенах монастырей и оставить их там заниматься самосозерцанием и религиозными упражнениями, он начал посылать их на публичные проповеди, чтобы на поле, на котором в течение столетий трудились истинные последователи Христа, вновь обратить души под свою власть. Его посланники имели определенное задание не только подражать еретикам, но и превзойти их в простоте одеяний, в смирении, в бедности и доверительности в обращении с народом. В истории монашества наступил полный переворот. Живущие в полном одиночестве, сокрытые от глаз мирян, отшельники появились теперь на всех улицах всех городов и деревень Европы, оставив тихие монастырские стены, они ходили из дома в дом, прося подаяния и завязывая беседы. Однако это было еще не все! Когда они стали особенными любимцами папы, то многие столетия подряд начали управлять церковью и государством. "Они облеклись, - как пишет Мосхайм, - в высшие должности, поучали почти с неограниченным авторитетом во всех школах и церквах и защищали владычество папы над королями, епископами и еретиками со все возрастающим усердием и успехом. Кем были иезуиты после рефор мации, тем были доминиканцы и францисканцы с тринадцатого столетия до времен Лютера. Они были душой церкви и государства, тех, кто все дела свои планирует и выполняет по расчету.

Основателями этих орденов, этими двумя столпами гордой римской церкви были Доминик и Франциск. Доминик родился в 1170 году в Калароге, в деревушке Старой Кастилии. Как рассказывают, матери его до родов снился сон, что она подарит жизнь молодому псу, носящему в своей пасти горящую головню, которой он подожжет весь мир. Насколько правдоподобно звучит этот рассказ, мы не будем вдаваться в подробности, во всяком случае в дальнейшем поведение и действия Доминика соответствовали этому сну. Слова великого апостола: "Берегитесь псов" (Фил. 3,2), возможно, ни к кому другому так точно и в такой степени не подходят, как к нему. Притом огонь красноречия был не только в его пасти, но этот огонь находил практическое применение с самого начала его жизненного пути в борьбе против своих противников, он охотно пользовался огнем в уничтожении их. Адский пламень, по утверждению Доминика и его сторонников, предназначен для всех еретиков, и они охотно пользуются им уже здесь, "исполняя доброе дело", земным огнем отправляя их в вечный огонь.

С самого раннего детства Доминик вел кающуюся жизнь. В первые годы в нем еще наблюдались следы нежности и сострадания, однако с течением времени религиозная ревность и фанатизм превратили его в бесчувственного садиста, заглушившего в себе любое проявление человечности. Свои ночи в большей части он проводил в упражнениях покаяния. Ночь за ночью бичевал он себя железной цепью, в первую очередь за свои грехи, а затем за умерших, страдающих в чистилище. Как каноник из строгого дома Осмы, он всех своих соучастников превосходил строгими телесными бичеваниями. Вследствие этого его пригласил испанский епископ из Осмы, церковный вождь, одаренный великими способностями и большой религиозной ревностью, чтобы Доминик сопровождал его в его миссионерском путешествии в Данию. Доминику было тогда тридцать лет, он горел ненавистью ко всем еретикам, он был просто одержим зло бой и ненавистью ко всякой ереси. Когда двое сотрудников, одержимые одними мыслями, пересекли Пиренеи, то они вдруг оказались в гуще альбигойской ереси. Они не могли закрыть свои глаза на печальное состояние римского духовенства в тех местах, которое впало в пренебрежение всех из-за успешной деятельности альбигойских еретиков. К своему удивлению, во многих местах они узнали, что месса уже не проводилась на протяжении тридцати лет. Также и посланники Иннокентия Третьего, вступившие на эти земли впервые в 1200 году, были в весьма печальном состоянии. Все жаловались на безуспешность своих усилий. Еретики были глухи к их угрозам, да они просто смеялись над их наставлениями и предупреждениями. Авторитет папы и духовенства был полностью попран.

Папские легаты традиционным образом объезжали землю, переходили из города в город в роскошной одежде, с большой свитой и при сопровождении внушительной конницы. Когда строгие испанцы услышали об этом, то удивленно воскликнули: "Как же вы можете рассчитывать на успех, если несете с собой такое мирское великолепие и роскошь? Сейте доброе семя таким же образом, как еретики сеют злое. Снимите с себя великолепные одежды, распустите конницу и босыми, без кошелька и сумы, как апостолы, победите это лжеучение через неустанный труд, посты и самобичевание." Епископ из Осмы и Доминик отослали своих коней обратно в Испанию, оделись в грубую монашескую одежду и возглавили католическое священство.

В этом новом явлении мы ясно различаем хитрость и изворотливость сатаны. После того, как он вложил в свои орудия показную кротость в горящей пламенем ревности, он пытался уподобиться носителю благих даров Святого Духа и таким средством проникнуть в среду вальденсов, этих "бедных людей из Лиона", и уничтожить выдающееся действие благодати. Лишь такой ложью и таким лицемерием он мог надеяться удержать народы Европы в своем рабстве. Мы уже говорили о деятельности Доминика в окрестностях Альби. Он провел там десять лет, в течение которых непрестанно стремился искоренить ересь. Было организовано небольшое братство, которое в это время посылало своих агентов по двое, соответственно Матф. 10 и Луки 10. Этим положено было начало кострам для еретиков. Подобно кровожадным собакам-ищейкам, доминиканцы рыскали по домам, чтобы навести на безоружных меч Монфора и дать пищу своим кострам. Большие успехи Доминика обеспечили ему благосклонность пап Иннокентия Третьего и Гонория Третьего, которые дали ему право стать основателем нового ордена. Он умер в 1221 году, однако, прежде чем он покинул арену своих чудовищных жестокостей, было уже построено шестьдесят монастырей его ордена в различных частях христианского мира. В 1233 году он был объявлен святым Григорием Девятым. Ужасное судопроизводство инквизиторов обязано своим возникновением ему, как нам известно, самые воинствующие инквизиторы принадлежали к его ордену.

Францисканцы

В одно время с Домиником жил и действовал итальянский монах Франциск, человек, равняющийся своей славой с испанскими коллегами. Он родился в Ассизе, в городе, расположенном в Средней Италии. Множество суеверных и неумных историй с чудесами, которые можно в обилии найти в книгах его биографов, мы не станем приводить, так как они как раз богохульны. Преклонение, которое оказывали эти люди новому великому монаху, достигло такой высоты, что они отважились объявить Франциска вторым Христом. Они утверждали, что язвы от ран Господних чудотворным образом запечатлены на его руках и ногах. Для доказательства такого утверждения они брали слова Павла: "Никто не отягощай меня, ибо я ношу язвы Господа Иисуса на теле моем" (Гал. 6,17).

Во время своего заточения в Перудже, которое длилось год, Франциск пришел в экстаз и имел сверхъестественное видение, которое уполномочило его идти в мир как слугу Божьего и спасителя человечества. Лихорадочный сон его больного изможденного духа для суеверных людей явился откровением Божьим. Он начал таинственным образом вести разговор о своей будущей невесте, ее звали бедностью. Он сменил свое прежнее одеяние на лохмотья. Как он заявлял о себе, он был поставлен Богом, "чтобы противопоставить истину - заблуждению, бедность - стремлению к богатству, смирение - честолюбию". Он побирался в воротах монастыря, брался за унизительные работы, посвящал себя уходу за прокаженными, мыл им ноги и перевязывал им раны. "Его мать, - как рассказывают, - слушала и с восхищением усматривала в его делах пророческое содержание, отец же стыдился своего сына, почитая его за сумасшедшего." И хотя вначале на улицах города Ассизы над ним издевались и кидали в него камни, но вскоре епископ встал на его сторону, тогда люди начали внимать его словам и в кратчайший срок к нему присоединилась большая толпа его приверженцев.

Вскоре после этого Франциск сочетался со своей так называемой невестой по своему обету, а именно с бедностью и в самой нижайшей форме — нищенством. От своего старого друга он получил одежду отшельника, короткую накидку, кожаный пояс, посох и одну пару грубой обуви. Однако для самого молодого фанатика такое снаряжение было еще порядочной роскошью. Выбрав из наставлений Господа в Матф. 10 и Луки 10, насколько только возможно, самое худшее, он сбросил с себя все, кроме темно-серой накидки, подпоясался веревкой, прикрепив ее к своему телу, и в таком виде начал свой обход города, призывая всех к покаянию.

Такая пылающая религиозная ревность в те времена суеверия и невежества не могла пройти бесследно, не вызвав других последовать его примеру. Как заявлял Франциск, сущность Евангелия, как оно дано через Иисуса Христа, состояла исключительно в бедности и лишении самого необходимого. По его мнению, единственным верным путем на небо является полный отказ от всякого земного имущества. Изначальное удивление этим новым учением превратилось в восторг, восторг - в подражание, до тех пор, пока все не начали слепо следовать его примеру. Вокруг него собралось великое множество учеников. Он удалился с ними в уединенное место. Необходимы были новые правила для этого нового братства. Были раскрыты Евангелия, и Франциск прочитал из них своим слушателям три места:

1. "Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим" (Матф. 19,21).

2. "И заповедал им ничего не брать в дорогу, кроме одного посоха: ни сумы, ни хлеба, ни меди в поясе" (Марк 6,8).

3. "Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой и следуй за Мною" (Матф. 16,24).

После того, как он прочитал им эти места, осенил их крестным знамением и послал своих последователей на север и юг, на восток и запад в окрестные города и деревни.

Так возник новый орден францисканцев. Хотя он в некоторых пунктах отличается от ордена, вызванного к жизни Домиником, в основном он все же был един с ним. Цель его была та же: под прикрытием обета нищенства противостоять учению еретиков и парализовать их деятельность. Когда Франциск получил формальное признание своего ордена папой, который обещал оказывать ему защиту, то он разослал своих сторонников по всем направлениям. Их обет содержал три пункта: целомудрие, бедность и послушание.

Оба ордена приняли также и женские организации, возникли объединения сестер ордена святого Франциска и Доминика, а также множество женских монастырей. Среди нищенствующих монахов восстал также и особенный класс людей, которых называли тертиарами, то есть кающимися братьями. Эти были обязаны только отчасти выполнять предписания ордена и продолжали вести далее свои мирские занятия. Они и были прежде всего теми, которые вознесли на высшую ступень влияние и популярность нищенствующих монахов, так что явились связующим звеном между церковью и миром. История нового ордена особенно интересна для нас потому, что орден, впрочем, оба ордена, по предвидению Бога были орудием, которое было призвано развалить шатающееся здание папства и всей римской церкви и отодвинуть начало реформации еще на три столетия. Святые Божьи должны были пройти довольно долгий период испытания и церковь Христова должна была обогатиться числом мучеников, прежде чем наступило то мощное движение.

Нам еще осталось сказать вкратце несколько слов о разнице между ранними и позднейшими монашескими организациями. Главная цель, которую преследовали отшельники и аскеты первых столетий, состояла в самоусо вершенствовании. Полное отделение от мира, сокрытие себя в какой-нибудь расселине скалы - вот те условия, которыми они думали достичь поставленной цели. Когда же умножились желающие отделиться от мира и уйти в уединение, то мало-помалу на месте одиноких пещер возникали великолепные монастыри, куда устремлялись желающие уйти из мирской суеты и строгими изнурительными бичеваниями тела умертвить плоть и таким образом подготовить для себя место на небе. Однако постоянным стремлением монахов было уйти из внешнего мира, от всякого рода треволнений земного житья-бытья. И все же мы не должны думать, что их влияние на остальных людей было ненужным. Хотя они, подобно орденам поздних веков, не занимались ни наставлением, ни обучением других, все же и орден и монастыри некоторое время служили в благословение. Во времена их расцвета монастыри были местом убежища для больных и слабых, защитой для несправедливо гонимых, питанием для нищих и гостиницей для путешествующих и пилигримов. В пятом или шестом столетии, после падения западно-римского государства, монашеская система была мощным свидетелем все возрастающих общественных тягот и лишений и заняла сторону угнетаемого народа, защищая его от противозаконных притеснений и превышения власти ленными владельцами. Предоставление ночлега и гостеприимство по отношению пришельцам и пилигримам в те дни в стенах монастыря достойны благодарной и похвальной памяти с нашей стороны. С одиннадцатого столетия уже не было гостиниц для путешественников и пилигримов. Одинокие величественные здания, которые попадали на глаза путешествующих, были укрепленными замками властных военачальников и аббатства мирных монахов. Одни означали войну, другие - мир.

Нередко истинная наука и ученость обитали в стенах монастыря, в тишине келий, и нередко истинную праведность и самоотречение можно было встретить только там. "Бенедиктиенцы, - пишет Треверс Хилл, - были хранителями науки и искусства, они собирали книги и умножали их, переписывая от руки в тишине своих келий с достойным изумления усердием. Таким образом, они получили не толь ко Священное Писание, но и книги классических писателей. Они были теми, кто создал готический шрифт, они же впервые применили его. Они одни владели тайнами химии и изготовления лекарств, нашли много красителей, были первыми зодчими, художниками, стеклодувами, скульпторами и искусными знатоками по мозаичному делу средневековья."

Монахи позднейших веков, как уже было сказано, пред-ставляли прямую противоположность по отношению к своим предшественникам. Вместо того, чтобы заключить себя в тишину аббатств и вести там уединенную созерцательную жизнь, бесчисленные толпы францисканцев и доминиканцев разбрелись по всему миру. Они бродили по всем странам и народностям и были знатоками всех языков и наречий. Они проповедовали во всех городах и деревнях старую веру, как они это называли, во всей ее непреклонной строгости. Беспрекословное подчинение папству и истребление всякого рода еретиков были постоянным предметом их проповедей. В благодарность за это папы брали их под особенную свою защиту и предоставляли им далеко идущие права и привилегии. До конца тринадцатого столетия мужские и женские монастыри ордена миноритов* достигли удивительной численности в восемь тысяч, в которых проживало, по крайней мере, двести тысяч человек.

* Францисканцы из-за напускной скромности прозвали себя именем "фратрес минорес", то есть "наименьшие братья", оттого их орден в дальнейшем стал называться орденом миноритов (прим. переводчика).

Вырождение нищенствующих монахов

Между обоими орденами - доминиканским и францисканским - вскоре после смерти их основателей разгорелась жесточайшая борьба за пальму первенства. Папы тринадцатого и последующих столетий пытались заглушить эту борьбу, но все их усилия наталкивались на зависть и ожесточение с обеих сторон, которые враждебнейшими упреками и обвинениями друг друга стремились к тому, чтобы непременно произошел разрыв. Оба ордена ревностно стремились к тому, чтобы кафедра христианских университетов находилась под их властью. Известна распря доминиканце с парижским университетом. Вторым пунктом, который был причиной многих споров, было учение о непорочном зачатии Девы Марии. Это было излюбленным учением францисканцев, в то время как доминиканцы это постоянно резко осуждали. Известный Фома из Аквино в этой борьбе стоял на стороне доминиканцев, в то время как диалектик Скотт поддерживал францисканцев. Борьба эта продлилась вплоть до наших дней, и хотя названное учение папа Пий Девятый возвел в догмат веры римской церкви, доминиканцы упорно не хотели отказаться от своей гипотезы.

Великие привилегии, данные обоим орденам со стороны папы, послужили средством для их быстрого вырождения. Именно то обстоятельство, что они за такой кратчайший срок времени заняли выдающееся положение в христианстве, стало для них роковым. Уже в 1256 году, когда Бонавентура стал генералом францисканского ордена, он обнаружил, что монахи стали неверны своему обету абсолютной бедности. Пламенное стремление Франциска к своей "невесте" в его последователях затухло, и они стремились, если можно так сказать, получить развод от этой "невесты". Мудрое, осторожное руководство Бонавентуры все же воспрепятствовало серьезным нарушениям покоя внутри ордена. Однако, когда Бонавентура сомкнул свои глаза в 1274 году, вскоре внутри ордена разгорелись ожесточенные разногласия между членами ордена. Эти нищенствующие монахи вызвали разногласия, распри и ссоры почти во всех странах Европы. Все сословия, как духовные, так и мирские, много пострадали от их высокомерия и дерзких претензий до тех пор, пока реформация и в этом не произвела совершенный переворот. Мы приведем здесь краткую выдержку из записей известного историка Матфея, бенедиктинского монаха из г. Олбани, чтобы постичь истинный характер и образ действий тех нищенствующих монахов. Он писал об этом в 1249 году. Хотя ему, как представителю старого ордена, легко приписать ревность по отношению к быстро растущему и приходящему к власти братству, картина, описанная им, надо полагать, реальна и ничуть не утрирована. Он пишет: "Устрашающее знамение, что старый орден за три, даже за четыре столетия не настолько выродился, как это братство за период едва ли в сорок лет. В Англии эти нищенствующие монахи владеют такими жилищами, которые так же великолепны, как дворцы наших королей. Со дня на день они увеличивают свои земные постройки и здания, обносят их высокими стенами, складывают груды сокровищ в своих жилищах и гнусно попирают свой обет бедности, который и есть отличительный признак их организации и исповедания. Это те, которые в своей страсти наживы насильно пролагают себе путь к постели умирающих знатных и богатых людей и в нарушение всякого закона оттесняют подлинных духовников, они вынуждают, настаивают отписании завещания, при этом восхваляя себя и свой орден, утверждая, что он превозносится над всеми другими орденами. Это зашло так далеко, что ни один из верующих не надеется получить спасение, если ему не выпадает на долю присутствие какого-либо брата-минорита. В своем стремлении получить привилегии они проникают во дворцы королей и князей и служат там как советники, камергеры, казначеи, бракосочетатели и так далее. В своих проповедях они находят для себя убежище в подлой лести, а затем вновь в строгом осуждении, без всякого зазрения совести они открывают тайны исповеди и предъявляют обвинения, не имеющие под собой никаких оснований. Они презирают ордены, основанные святыми отцами, как например святыми св. Бенедиктом или св. Августином, начиняют орден разного рода другими исповедателями. Их собственный орден они превозносят над всеми, на цистерцианцев они смотрят свысока, как на полумирян или на грубых простолюдинов, черных монахов они почитают за высокомерных эпикурейцев."

Далее: Глава 2-1

Падение папской власти. Завоевание и утрата Дамиеты. Грегор Девятый и Фридрих Второй. Фридрих под анафемой. Управляющая всем десница Божья. Бонифаций Восьмой и Филипп Прекрасный (1295-1303). Унижение папы. Папа в Авиньоне.

Назад: Глава 1-25

Иннокентий и Южная Франция. Вереница свидетелей. Петробрузианцы. Aнри. Альбигойцы и вальденсы. Петр Вальдус. Рассеяние сторонников Вальдуса. Округ Альби. Иннокентий и преследование альбигойцев. Раймонд подвергается духовной опале. Крестовый поход на свою страну. Резня в Бецирсе. Осада Каркассона. Гибель Раймона предрешена. Характер войны меняется. Зверские преступления Симона и Арнольда. Осада Тулузы. Битва при Мурете. Победители не едины между собой. Предательство Фуге. Смерть Монфора. Короли Франции и альбигойцы. Соображения относительно страданий Лангедока.

Оглавление