• Евангелие

• О Церкви

• Назидание

• Учение

• О сайте

• Контакты

• Ссылки

Андре Миллер. "История христианской Церкви"

ВТОРОЙ ТОМ. Глава 7

Первый папский юбилей

Крестовые походы в высшей степени развили аппетит стяжательства у римского духовенства и суеверного, невежественного народа. В течение двухсот лет они были для церкви изобильным источником приобретения богатства и укрепления власти. Пока длилась война, крестоносцы оставляли свое имущество на попечение священства или епископов; если же владельцы не возвращались с войны, то это, само собой разумеется, переходило в руки духовенства. Однако с завершением тринадцатого столетия этот богатый источник наживы совершенно иссяк. В 1291 году Акка, последний стратегический военный пункт, которым христиане владели в Палестине, окончательно перешел во власть турков. Неверные теперь беспрекословно владели гробом Господним и всеми святыми местами и предметами, к которым обычно стекались толпы паломников.

Однако не только папа и римская церковь терпели убыток в деньгах и имуществе из-за прекращения крестовых походов, но и сам народ страдал, лишенный возможности утолить жажду в приобретении индульгенции. Папе нужны были деньги, а народу - прощение грехов. Дабы удовлетворить обе стороны, римское лукавство придумало новое и в высшей степени успешное средство. "Мы достигли до конца тринадцатого столетия, - сказал Бонифаций, тогдашний папа, - да будет последний год юбилейным." Палестина была потеряна безвозвратно, крест и гроб Господень были в руках сарацинов, но святой город Рим и гробницы апостолов были в их распоряжении; требовался только толчок с верхов, чтобы вызвать лавины паломников. Какова окажется прибыль от перенесения стремлений паломников из Иерусалима в Рим, вероломный папа знал хорошо.

Так, 22 февраля 1299 года была опубликована булла, в которой предписывалось всем посетить в течение этого года при надлежащих упражнениях покаяния гробницы святых апостолов Петра и Павла, притом римские граждане должны были посещать эти святые места тридцать дней подряд, тогда как для иностранцев достаточно было пятнадцати дней. Булла немедленно была распространена по всему христианскому миру. Она гарантировала всем, кто признает свои грехи и кается, притом совершит паломничество, получение совершенной индульгенции, иными словами абсолютное прощение всех грехов, как прежних, настоящих, так и будущих. Такая индульгенция прежде, при крестовых походах, была в ограниченном количестве. Как только сия булла достигла Европы, поднялся воистину ураган религиозного воодушевления. Со всех стран толпами спешили паломники в Рим. Звук этой новой юбилейной трубы поднял мощный безоружный крестовый поход во всем христианстве в святой город. "В течение всего года отдаленнейшие части Германии, Венгрии и Богемии были переполнены паломниками всякого возраста, всякого сословия, которые желали получить прощение своих грехов относительно безопасным путешествием в Рим."

Золотой год

Невозможно привести точную статистику числа паломников, совершивших путешествие в Рим. Очевидцы же свидетельствуют, что бывало в городе более двухсот тысяч человек за один день. В течение же всего года Рим посетило около двух миллионов человек. Богатство, которое текло в казну папы в течение этого времени, было чрезвычайно великим. Если бы каждый паломник пожертвовал лишь небольшую сумму, то и тогда это был бы воистину королевский доход, однако приток денег был настолько велик, что римляне прозвали этот год золотым. Из записей одного очевидца мы узнаем, что два священника ночью и днем были заняты тем, что складывали в казну несчитанные груды золота и серебра, которые паломники складывали у алтаря и на надгробиях апостолов. Все эти дары предназначались не на благотворительные цели или же, как бывало прежде, на снаряжение крестового похода, но были предоставлены папе, чтобы он мог распоряжаться ими свободно, как ему заблагорассудится. Враги церкви, вернее сказать, враги Бонифация были лишены участия в благодеяниях индульгенции.

Так большая часть христианства "получила" прощение своих грехов и вечную жизнь. В благодарность за это Бонифаций был осыпан богатейшими дарами. Успех превзошел все ожидания. Давка на улицах Рима зачастую была настолько великой, что некоторые слабые пилигримы были затоптаны под ногами или же раздавлены натиском волн человеческого моря.

Окрыленный успехом Бонифаций решил праздновать юбилей в каждое столетие. Однако прибыль от такого мероприятия была настолько желанна, что вскоре было решено уменьшить промежуток времени. Клеменс Шестой повторил юбилей уже в 1350 году. Вновь потекли бесчисленные толпы паломников в Рим и внесли в казну папы несчитанные сокровища. Улицы, ведущие в храм, который по установлению папы должен был быть посещен, постоянно были переполнены плотной толпой людей, так что было абсолютно невозможно пробраться через нее в обратном направлении. Римляне воспользовались своей выгодой и предоставляли место в своих домах пришельцам за весьма большую плату; не было почти ни одного дома, который не был бы переоборудован для приема паломников, и все же многие вынуждены были ночевать в церкви или на улице, немалая часть из них умерла вследствие болезней.

С течением времени для папы промежуток в пятьдесят лет показался довольно длинным. Урбан Шестой ограничил его уже в 1389 году до тридцати трех лет, взяв для этого в образец 33-х летнее пребывание Господа на земле в человеческом теле. Наконец, папа Павел Второй определил в 1475 году праздновать юбилей в каждые двадцать пять лет, чего римская церковь придерживалась почти вплоть до наших дней. Воистину сердце готово разорваться при виде того, что не только во времена суеверного мрака средневековья, но и в наши дни, хотя воспитание и обучение достигли таких высоких ступеней развития и несмотря на множество свидетелей истины Слова Божьего и учение о совершенном подвиге голгофского труда Христа, все же массы народа пребывают в обманутом состоянии, веря в богохульные учения и практически упражняясь в них. Следующая выдержка из буллы, обнародованной в 1824 году тогдашним папой относительно юбилея, который должен был праздноваться в наступающем году, ясно показывает, что дух и надменность папства и поныне остались неизменными.

"Мы постановили в силу полноты власти, данной нам от неба, полностью сделать доступным всем то священное сокровище, которое основано на заслугах, страданиях и достоинствах Христа, Его беспорочной Матери и всех святых, что передано Самим Творцом в наше распоряжение для спасения человечества. Потому вам, почтенные братья, патриархи и епископы, надлежит ясно и подробно всем изъяснять о силе индульгенции, какое действие она имеет в прощении кающихся в церквях, как во временной жизни дающая возможность избежать наказания, которые требует Божья справедливость за содеянные грехи, и далее, какую помощь могут получить уже усопшие в этом сокровище через заслуги Христа и Его святых, которые умерли в покаянии по любви Божьей, но которые все же не успели принести достойные плоды покаяния для прощения соделанных грехов, а потому сейчас находятся в огне чистилища" (Гарднер "Вера мира", т. 2, стр. 252).

Торговля индульгенциями

В 1513 году на папский трон взошел Лев Десятый. Он был третьим сыном Лоренцоса ди Медичи и заполнил царский двор утонченным, расточительным, преданным роскоши образом жизни своей семьи. Притом Микеланжело снабдил его совершенным планом церкви святого Петра, которая тогда находилась в стадии строительства и поглощала чудовищные суммы денег. Великим, наиважнейшим вопросом дня был: откуда взять денег на покрытие издержек по строительству и на исполнение других бесчисленных планов папы.

Письма Лютера облечены в такую форму, чтобы дать нам превратное понятие об этом человеке. Почти все они носят льстивый характер. Лютер, по всей вероятности, не постиг характера папы, хотя ему приходилось неоднократно иметь с ним дело. В то время, как Лев стяжал славу одного из самых образованных и ученых людей своего времени, он никогда не был порядочным человеком. Он содержал двор в блистательном великолепии, предавался безудержным страстям и всякого рода удовольствиям, а в отношении своих религиозных обязанностей был совершенно беззаботен. Подобный своим предшественникам, гнусному Александру Шестому, чье имя вызывало омерзение, и по-дикому бравому солдату-папе Юлию Второму, чье воинствующее правление переполнило большую часть Европы убийствами и бедствием, - в сравнении с такими папами, конечно же, личность Льва и его дворовые порядки выгодно отличались.

Вследствие расточительства Льва все ощутимее стала чувствоваться нужда в деньгах и необходимо было найти выход из сложившегося затруднения. Можно ли удивляться тому, что такой бессовестнейший папа, как Лев, нашел удобный и надежный выход из положения в том, что начал торговлю индульгенциями более систематично, чем прежде? Уже давным-давно в Риме грехи прощала не любовь Христа, но деньги. Для вернейшего достижения своей цели Лев решил умерить плату за индульгенции и через ловких агентов распространить торговлю по всей Европе. План был, как мы увидим, продуман весьма хитро, и хотя он соответствовал ближайшей цели, впоследствии он обратился против тех, кто его составил. Бог превозносится над всем, и Он использовал бессовестную торговлю Рима для того, чтобы проложить путь для Реформации и приблизить падение единовластного господства римской церкви. Самым подходящим и лучшим местом для торговли индульгенциями была предусмотрена Германия. Полагали, что по географическому расположению тут должно находиться много верующих и что они персонально захотят совершить паломничество в Рим на празднование юбилея.

Мы уже ранее отмечали, что подлинное назначение индульгенций состояло в том, что покупатели за определенную сумму денег якобы смогут достичь уменьшения своих грехов, а то и полного отпущения их без дальнейших упражнений в покаянии подобно тому, как бы преступник перед гражданским судом при небольших преступлениях выкупает себе освобождение от заключения ценою штрафа или уплаты определенной денежной суммы. Как только уплачивалась денежная сумма, преступник тотчас оправдывался и ему разрешалось покинуть тюрьму. Подобным образом невежественному легковерному народу внушили, что деньги, которые он платил торговцам индульгенциями, зачислялись в небесных книгах, как эквивалент за всякого рода грехи и преступления, которые там записаны на его счет. Состояли ли грехи из хулы, разбоя, убийства, грабежа или хищения - все было ничто! Некоторые индульгенции сравнивали с кредитными письмами на небо, подписанными папой с отметкой "Сумма уплачена". Фактически цена индульгенций была различна. По величине и тяжести греха цена либо поднималась, либо опускалась.

Эта система отпущения через усердие бессовестнейших священников постепенно приобрела такое распространение, что превратилась для папства в неиссякаемый богатейший источник дохода. Для грешников ранее все же требовался более или менее достойный плод покаяния, дела, достойные покаяния, как, например, посты, умерщвление плоти, паломничество и т.д., по смерти же - многолетнее пребывание в чистилище. Теперь же в уши грешника вкладывалось, что при определенных условиях тяжесть этих дел может быть удалена и время пребывания в чистилище может быть сокращено именно через силу, которую дал Христос святому Петру и его последователям. Самым приемлемым условием, которое весьма удовлетворяло папство, было: "Деньги! Деньги!"

Уполномоченный папы Иоганн Тецель

Спекуляция индульгенциями папы Льва сопровождалась большими успехами. Ловкие искусные торговцы с котомкой за плечами, наполненными индульгенциями, вдоль и поперек исколесили все европейские страны. За определенную сумму можно было приобрести документ, освобождающий от обязанности не есть мяса по пятницам и во время поста или же дающий покупателю право жениться на своей родственнице, принимать участие в запрещенных увеселительных мероприятиях. Торговцы прочесывали город за городом, деревню за деревней, повсеместно расхваливая свой товар громкими возгласами. Они уверяли изумленный народ, что сейчас пришло время благоприятное, что теперь они за умеренную цену могут купить спасение души. Продавцы целыми толпами наступали на христианский мир под видом дарителей вечного счастья, и в казну духовенства потекли богатые доходы из карманов верующих. Священники постоянно появлялись во главе великолепных процессий, вели праздную жизнь и роскошествовали за счет богатых денежных поступлений. Постепенно они приблизились к саксонским пределам. Архиепископ из Майнца и другие носители духовных санов оказали свою поддержку бессовестной и нечестивой торговле, за что часть от вырученных денег потекла в их карманы. Наконец, усердные торговцы оказались у ворот Виттенберга.

Среди многочисленных торговцев особенное внимание зрителей привлек один человек. Это был прославленный доминикансий монах Иоганн Тецель, сын лейпцигского золотоплавильщика. Как только процессия приближалась к какому-либо городу, то один из их среды посылался вестником к магистрату, возвещая: "Благодать Божья и святого отца перед вашими воротами." Такой вести в то суеверное время было достаточно, чтобы привести в движение самый мирный и спокойный город Германии. Духовенство, священники, монахи и монахини, городской совет, трудовой люд, мужчины и женщины, стар и мал, - все устремлялись навстречу торговцам с зажженными свечами, играя на музыкальных инструментах. Город вскоре украшался флагами, и длинные ряды монахов и монахинь проносили их с выкриками: "Покупайте! Покупайте!" Прославленный доминиканец обычно выступал на колеснице, держа в своей руке большой красный крест. Перед ним на бархатной подушечке торжественно несли благосклонную папскую буллу. Церкви быстро превращались в торговые дома. После того, как красный крест водружался на алтарь и там же прикреплялся папский герб, Тецель всходил на кафедру и зычным голосом с грубым красноречием начинал изъяснять действие индульгенций. (Мерль д'Обине, т.1, стр.237)

Образец проповедей Тецеля

Следующая выдержка из обычных проповедей Тецеля представит перед читателями точную картину его бесстыдных выступлений и богохульное содержание его проповедей. С тоном и жестами базарного крикуна он начинал говорить: "Индульгенция есть прекраснейший и драгоценнейший дар Божий. Подойдите, я продам вам документ, запечатленный должной печатью, через который все грехи, которые вы захотите творить в будущем, будут прощены. Я бы не захотел обменять свои привилегии на небе даже на жребий Петра, поскольку я своими индульгенциями спас более душ, нежели святой апостол своими проповедями. Нет ни единого греха, который был бы настолько велик, что индульгенция не смогла бы простить его. Однако даже не только это! Индульгенция имеет силу не только для живущих, но даже и для умерших. Священник, дворянин, купец, женщина, девушка, юноша; разве вы не слышите, как ваши умершие родители и друзья взывают к вам из преисподней:

"Мы терпим ужасные мучения! Небольшая милостыня могла бы нас освободить! Вы можете это сделать, и вы не хотите?" О вы, бессмысленные и бесчувственные люди, вам это непонятно? Я заверяю вас, что как только деньги коснуться сокровищницы, душа тотчас избежит чистилища и, свободная, вознесется на небо! Потому вперед, люди! Вот здесь сокровищница, вот здесь индульгенции! Покупайте! Покупайте! Если вы упустите эту возможность сейчас, то впредь для вас не будет никакого спасения. Я чист от проклятия ваших душ! Придите и купите! Господь, наш Бог, Сам более уже не управляет, но всю власть Свою Он передал папе!"

Как только заканчивалось выступление бессовестного монаха, перепуганные люди толпой устремлялись к сокровищнице, чтобы купить прощение за свои грехи и освободить своих ближних от мучений в чистилище. Даже нищий, который влачил свое существование за счет подаяний, находил деньги, чтобы обеспечить себе прощение грехов. Вскоре папский ящик для сборов уже не мог вмещать более денег, так что его заменяли другим.

Лев полностью достиг своей цели. Но, увы! Нравственные последствия такой печальной торговли были ужасны! Легкие условия, которыми можно было выкупить папское разрешение на сотворение всякого рода зла широко распахнули двери и ворота для глубочайшего морального разложения общества и попирания всякого авторитета. Утверждают (с другой стороны опровергается), что сам Тецель в Инсбурке совершил преступление против нравственности и был приговорен кесарем Максимилианом быть утопленным. Только вмешательство курфюрста Фридриха из Саксонии спасло его от такой позорной смерти.

Лютер публично выступает против Тецеля (1517)

Дело теперь зашло так далеко, что кризис был неизбежен. Замашки папы были настолько непристойны, выходки Тецеля и его сотрудников настолько бесстыжи и вызывающи, что уже не могли утаиться от взоров многих. Но все же не находилось человека, который отважился бы открыто и решительно поднять свой голос против гнусной торговли индульгенциями. Долго имели они возможность творить такое возмутительное нечестие. Однако в тишине и в неизвестности Бог подготавливал человека, который громовым голосом будет говорить к богохульным священникам и выставит на обозрение всего мира их отвратительные позорные дела!

Лютер внимательно следил за распространением индульгенций, не считая, однако, при этом быть уполномоченным выступать против. Когда же Тецель появился в пределах Виттенберга, столкновение с ним стало неизбежным. Первое побуждение, чтобы Лютер выступил публично, заключалось в следующем. Многие граждане Виттенбега, несмотря на предупреждения Лютера, купили индульгенции в Ютербоге, находящемся на определенном расстоянии от их города. Некоторые из них на тайном исповедании поведали ему вскоре после этого свой грех, приводя в свое оправдание, что они и не думали полагаться на индульгенции. На основании этого Лютер отказал им в отпущении грехов и призвал их к ответственности именно из-за их индульгенций, заявив им, что они погибнут именно из-за них, если не обратятся в искреннем сердечном покаянии к Господу. Когда же Тецель получил известие о таком пренебрежении к его индульгенциям, то впал в великую ярость, бушевал и неистовствовал, несколько раз развел костер на площади, чтобы этим продемонстрировать, что он получил от папы власть сжигать всех еретиков, которые осмелились бы поносить наисвятейшие индульгенции. Между тем Лютер написал письма архиепископам в Майнц, Мейсен, Цейц и Наумбург, в которых он настоятельно и смиренно просил остановить торговлю индульгенциями. Когда же архиепископы не дали ему никакого ответа и ничего не сделали относительно его просьбы, то 31 октября 1517 года в укрепленном соборе Виттенберга он вывесил свои знаменитые 95 тезисов, в которых настоятельно призывал всю римскую церковь осудить Тецеля и запретить торговлю индульгенциями.

Секира теперь была приложена к корню дерева. Зародыш Реформации был сосредоточен в 95 тезисах. "Индульгенция папы, - говорил в них Лютер, - не может уничтожить грехи. Бог Один прощает грехи и именно тем, кто искренне кается, без вмешательства человеческого исповедания. Церковь может освобождать от упражнений в покаянии, но эта власть ее ограничивается земным бытием, но ни в коей мере не перешагнет через смерть. Где человек, которому дана власть сказать, что за столько-то дукатов может быть спасена душа грешника? Всякий истинный христианин имеет часть в благословении Христа через благодать Божью без какой-либо индульгенции." Это был голос откровенного протеста Лютера. Хотя в его предложениях многое выдавало в нем еще ревностного монаха и последователя папства, через все это проявлялась великая истина, что человек получает спасение не по делам закона и не по собственным заслугам, но единственно верою в Иисуса Христа.

Эта истина давным-давно не звучала еще таким откровенным и смелым языком. Началась ожесточенная борьба между густым мраком ночи и брезжущим рассветом утра. Укрепленный и вооруженный Самим Богом, Лютер вступил на арену битвы и начал отнимать у противника часть за частью его территорию. Университет, да и весь город Виттенберг пришел в движение. Все читали тезисы, и истины, изложенные в них, передавались из уст в уста. Паломники и путешественники охотно останавливались в Виттенберге, а затем несли смелые тезисы августинского монаха по разным направлениям, повсеместно распространяя нововведения. "Это, - как говорит Пфицер, - несомненно было искрой от факела, зажженного от костра богемского мученика Яна Гуса, и когда этот свет осветил отдаленнейшие уголки страны, то это стало сигналом для великих грядущих событий." Миконий, историк того же времени, сообщает: "Менее чем за четырнадцать дней тезисы Лютера были известны всей Германии, не прошло и четырех недель после этого, как они были распространены по всему христианству и повсеместно читались. Это было подобно тому, как бы сами Ангелы небесные явились вестниками и принесли эти истины на крыльях своих всему человечеству."

Рим вскоре завопил об огне и кострах. "Монастыри и все религиозные строения в Германии, - пишет Фроуд, - были подобны псарне, обитатели которых единодушно поднимали вой о духовном растлении. Если ни одна душа не могла быть вызволена из чистилища, то их занятие теряло всякий смысл. Однако для молодых мирян, для всех благородных душ по всей Европе Виттенберг превратился в мощнейший маяк, распространяющий свои блистающие лучи света в глубину всеобщего мрака." Имя Лютера в одно мгновение стало известно всему миру, и если бы Лютер не был управляем мудростью Божьей, то эта мгновенная известность легко могла бы совратить его с пути смиренного служителя Божьего. Однако благодать Божья была безгранично сильна в нем. Несмотря ни на что, покорно и смиренно продолжал он исполнять свои обязанности служителя в августинской церкви до тех пор, пока Бог не призвал его в Свой час на публичное служение.

Лютер в Гейдельберге

Весной 1518 года в Гейдельберге состоялось генеральное собрание августинского ордена. Лютер так же был приглашен на него и пустился в путь. Его друзья, которые боялись за жизнь Лютера, решительно удерживали его от этого пути, но он был не таким человеком, который позволил бы удержать себя страхом перед опасностью. Его упование было возложено полностью на всемогущество Божье. Он считал непозволительным упустить такую благоприятную возможность проповедовать Евангелие, распространять истину и защитить свои тезисы. Так 13 апреля 1518 года он оставил Виттенберг и отправился в сопровождении путеводителя, который при этом нес его багаж, пешком в Гейдельберг.

Любопытство увидеть и услышать отважного монаха, осмелившегося выступить против церкви и папы, привлекло многие толпы людей в старинный университетский город. В большом зале августинского монастыря, переполненном множеством слушателей, Лютер дискутировал с пятью докторами теологии о ряде тезисов, составленных им. Его точное знание Писания, преданий и учений Церкви, полное пренебрежение к знаменитому имени и системе Аристотеля, мощное красноречие и сила аргументации все это быстро убедило его врагов, что они имеют дело с необычным противником. Полностью обезоруженные и посрамленные, они вынуждены были сойти с поля боя. Лютер в сопровождении многих друзей благополучно возвратился в Виттенберг.

Удивительное действие, которое производили эти диспуты на всех слушателей, побудило Тецеля попытаться ответить на атаки Лютера против индульгенций. В сочинении, пышущем самобахвальством и богохульством, он вновь и вновь подчеркивал власть папы и духовенства полностью и совершенно прощать грехи. В ответ на эти утверждения Лютер написал еще целый ряд пунктов, которые он назвал "резолюциями" или истолкованиями своих ранних тезисов. В этом трактате уж ясно различим реформатор. Он здесь мужественно возносит великую истину Реформации об оправдании не делами закона, но единственно верой.

Копию этой резолюции Лютер послал 30 мая 1518 года к папе с весьма смиренным и тактичным сопроводительным письмом, в котором просил его положить конец распрям. Как бы мало ни печалился Лев о религиозных интересах, он все же не мог оставить письмо Лютера безответным, особен но потому, что в это самое время король Максимилиан предлагал свое посредничество. Он приказал послать Лютера в Рим, чтобы тот держал ответ из-за своей дерзости. Лютер медлил повиноваться приказу, объявив при этом готовым предстать перед праведными справедливыми нейтральными судьями, чтобы защищать свое дело. Вследствие этого папа написал к курфюрсту Фридриху из Саксонии, под чьим особенным благоволением, как было известно папе, находился Лютер. В письме он просил передать еретического монаха во власть кардинала Томаса Кайтана, который был подробно проинструктирован, как он должен обойтись со строптивым доктором. Однако этому мудрому, порядочному вождю принадлежит слава за то, что он решительно противостал намерениям папы и воспротивился выдать своего любимца на произвол его беспощадных врагов. Папа был вынужден прибегнуть в отношении Лютера к более справедливому взысканию. Он отказался от требования доставить Лютера в Рим, повелев, чтобы он явился в Аугсбург держать ответ перед Кайтаном. Лютер обещал явиться.

Лютер в Аугсбурге

Некоторые из его друзей, опасаясь за его драгоценную жизнь, стремились отговорить его от такого опасного намерения. Однако, как всегда, бесстрашный, уповающий на всемогущую защиту Бога, Лютер остался тверд при своем первом намерении. В своей коричневой монашеской рясе он вышел из Виттенберга и пешком отправился в Аугсбург. Граждане Виттенберга не позволили лишить себя возможности проводить своего любимого учителя до ворот города.

Благополучно достиг он Аугсбурга, и вскоре после этого начались переговоры. Вначале Кайтан выступил в роли заботливого сострадательного отца и говорил с Лютером, как со своим любимым сыном, но при этом давал ему понять, что папа надеется на то, что он откажется от своего учения, только так и не иначе. "Тогда я прошу, - возразил Лютер, указать, в чем я заблуждаюсь." Кардинал и его итальянские придворные ожидали, что бедный немецкий монах на коленях покорно будет умолять о прощении, поэтому они очень удивились его твердому и с достоинством выступлению. Кайтан предложил ему многие мнимые заблуждения. Когда же Лютер призвал единственный авторитет Слова Божьего и не пожелал признавать ничего другого, то кардинал во гневе крикнул: "Я пришел сюда приказывать, а не разводить с тобой диспуты! Откажись от своего учения или приготовься встретиться с заслуженным наказанием!"

На этом первые переговоры были закончены. Вторая и третья встречи были также безуспешны. Лютер при требовании отказаться от своего учения оставался непреклонно твердым на позиции Слова Божьего. "Давайте, - говорил он, - спорные пункты изъяснять на основании Священного Писания." "Что? - крикнул Кайтан в ярости. - Не думаешь ли ты, что папа печалится о мнении какого-то немецкого крестьянина? Мизинец папы сильнее всей Германии! Не думаешь ли ты, что ваши вожди вооружатся, чтобы защитить тебя, такого жалкого, ничтожного червя? Я говорю тебе: "Нет"! И куда ты мог бы тогда скрыться? Я спрашиваю тебя: куда ты скроешься?"

"И тогда, как и сейчас, - гласил ответ верного человека Божьего, - я предам себя в руки всемогущего Бога!"

Так закончились переговоры полным поражением Рима. Гордых итальянцев вверг в величайшее изумление бедный крестьянский сын, нищий монах из отдаленной немецкой провинции, посягнувший на власть римского господина, выдвинувший свои претензии. Хотя Кайтан был облечен властью раздавить свою жертву, он вынужден был возвратиться в Рим, чтобы возвестить о своем поражении и поведать своему господину, что ни уговоры и ни угрозы, ни самые привлекательные обещания не смогли заставить этого настырного немца отказаться от своих злых ересей. Лютер же, чувствуя большую опасность для жизни пребывать далее в Аугсбурге, втайне оставил город и возвратился в Виттенберг.

Чрезвычайно раздосадованный безуспешностью своего плана, папа снова написал курфюрсту, требуя от него, чтобы тот предал преступника в руки правосудия или же изгнал из пределов своей страны. Фридрих оказался в большом затруднении. Открытое неподчинение воле папы могло повлечь за собой серьезные последствия. Когда Лютер услы шал об этом затруднении курфюрста, то написал ему, что он намерен бежать во Францию, что он надеется там трудиться в большей безопасности и более беспрепятственно. Однако Фридрих и слушать об этом не хотел. Он, Который управляет сердцами царей, как Ему это благоугодно, управил также и сердцем Фридриха и дал ему желание и смелость и далее держать под защитой верного служителя Божьего, несмотря ни на папу, ни на его легатов.

Поскольку миссия Кайтана не достигла желаемого действия, то папа своим послом избрал другого агента. Им стал Карл Мильтитц. Этот привез с собой золотую розу, которая должна была представлять Тело Христово и каждый год передавалась папой более достойному правителю. Этот подарок в знак особенной благосклонности папы должен был быть передан на этот год курфюрсту из Саксонии, вне сомнения, с целью побудить его на более решительные и непримиримые действия против Лютера.

Как только Мильтитц прибыл в Саксонию, то нашел своего старого друга Спалатина, и тот же познакомил его с истинным положением дела, о котором Мильтитц имел совершенно превратное представление. Он уверил легата в том, что церковный спор в основном есть следствие лживости и богохульства Тецеля с его индульгенциями. Мильтитц был изумлен и повелел Тецелю явиться к нему в Альтенбург, чтобы держать ответ относительно своих действий. Однако Тецель, трусливый и мнительный, каким он и был, уже заблаговременно удалился в Лейпциг, чтобы укрыться там от гнева своих многочисленных врагов. Он давно уже прекратил путешествия по стране с папской буллой и индульгенциями. "Я бы не убоялся трудностей пути, - писал он Мильтитцу, - если бы я смог оставить Лейпциг без опасности за свою жизнь. Но августинец Мартин Лютер так восстановил против меня власть имущих, что я нигде не застрахован от опасности." Как велика разница между им, некогда высокомерным уполномоченным папы, самоуверенным оратором и хулителем истины, и Лютером, простым и смиренным служителем Божьим! Насколько изумительно было мужество и упование на Бога одного, настолько велики были трусость и страх другого!

Лютер в Альтенбурге

Папский легат вскоре обнаружил, насколько Лютер был любим всеми и с каким интересом следил за его делом и стар и млад. Потому он прибегнул к совершенно иному роду обращения с Лютером в отличие от своего гордого предшественника. Он приближался к бесстрашному реформатору со многими доказательствами его дружелюбия к нему и называл его не иначе, как "мой дорогой Мартин". Он надеялся ласками и показным дружелюбием обрести дружбу Лютера и довести свой бой до победного конца. На мгновение казалось, что хитрому послу улыбается успех, что он сможет поймать противника в свои сети.

"Я склоняю себя, - говорил Лютер со своей стороны, впредь молчать об этом деле и оставить его до смерти истекать кровью, при условии, что мой противник действовал бы со своей стороны так же спокойно." Мильтитц принял это предложение с великой радостью, поцеловал еретического монаха и склонял его написать папе письмо с раскаянием и осыпал его доказательствами своего дружелюбия и благорасположения. Казалось, что борьба между истиной и ложью, между папством и реформацией должна была завершиться так прискорбно и бесславно. Подчеркивался мир между обеими сторонами, и все, казалось, находилось в наилучшем порядке. Но это только казалось. Божье дело не могло завершиться таким недостойным образом.

Именно в тот момент, когда Лютер добровольно осудил сам себя на молчание, поднялся другой голос. Доктор Эк, профессор богословских наук из Инголыптадта, ревностный поборник папства, призывал Карлштадта, виттенбергского доктора и друга Лютера, на публичные диспуты о многих спорных теологических пунктах, в первую очередь относительно тезисов Лютера об индульгенциях. Вначале Лютер не вмешивался в спор, однако мало-помалу он увидел себя вынужденным выступить на обозрение из своего затаенного уголка. Начались знаменитые лейпцигские диспуты, и они длились многие недели. Доктор Эк защищал папство, Лютер и Карлштадт выступали за реформы, а Бог Употреблял их жаркие дискуссии для распространения истины не только в Германии, но и во всех уголках христианства. Лютер повторял свои призывы к душам исследовать Священное Писание и находил живой отклик во многих сердцах, особенно у студентов университетов Лейпцига и Виттенберга, которых могла удовлетворить только совершенная и полная, непоколебимая истина Слова Божьего! Так дело Господне начало быстро продвигаться вперед, авторитет папства падал, и Европа подготовилась к великим переменам, которые должны были вскоре наступить.

Выдающиеся люди шестнадцатого столетия

Почтим же благоговейным молчанием на некоторое мгновение память выдающихся личностей, выступивших на арене истории в то тревожное время. Эпоха Реформации заслуживает серьезнейшего внимания именно множеством великих личностей и крупных событий.

Мартин Лютер, человек, которого Святой Дух употреблял, как Свой особо избранный сосуд, предстает пред нами самой крупной фигурой. В своих зачастую весьма опасных обстоятельствах он мог нередко думать, что находился, как перст, один. Однако Бог постоянно был занят тем, чтобы собирать вокруг него отличнейших людей, которые уже в самом начале были в совершенном согласии с его мнением и положением и все свои силы употребляли на защиту его учения. В 1518 году в Виттенберг был вызван Филипп Меланхтон, профессор греческого языка, и с того времени он стал задушевным другом и верным сотрудником реформатора до самого конца своей долгой жизни. Околампадий, профессор из Базеля, Ульрих Цвингли, доктор теологии из Цюриха, Мартин Букер, Еразм и многие другие, имена которых сияют славой среди выдающихся орудий Реформации, были восставлены в тот момент милосерднейшим провидением именно для содействия тому великому делу.

В январе 1519 года умер Максимилиан и немецкий трон оказался свободным. Это для дела Реформации оказалось весьма благоприятным. Внимание римских курьеров было отвлечено от Лютера и направлено на весьма важный вопрос, кто же должен взойти отныне на немецкий трон. Поскольку курфюрст Фридрих при выборах короля был назван новым главой, то есть правителем государства, то он оказался в таком положении, что мог намного действеннее и надежнее защищать Лютера, чем прежде. Сначала королевская корона была предложена самому курфюрсту Фридриху, но он отверг это предложение, поскольку не имел никакого желания взвалить тяжкую ношу правления государством на свои плечи. Между тем появилось двое молодых правителей, претендующих на освободившийся трон, это Генрих Восьмой из Англии и Франц Первый из Франции. Однако после долгих колебаний выбор пал на внука Максимилиана, Карла, который в то же время был и внуком Фердинанда Католика, короля Аргонии. Наследственные права и обширные владения этого молодого князя обрели ему благосклонность избирателей. Он управлял Испанией, Бургундией, Нидерландами, Неаполем и Сицилией, новым индийским государством (через открытие Колумба), был так же господином над Новым Светом. Со дней Карла Великого ни один правитель не господствовал еще над таким множеством стран.

Папа сначала не благоволил к избранию Карла, однако когда он увидел, что тот все равно победит, то отказался от своего противоборства, и Карл был коронован 22 октября 1520 года в Ахне. Новый король в то время был в возрасте не более девятнадцати лет и, как юноша, был весьма одаренной личностью, с серьезностью и уравновешенностью, далеко опережавшими свой возраст. Он был ревностным сторонником и покровителем военного искусства и науки, и если ему хотелось, то он умел стяжать и любовь, и благосклонность. В нем уживались нежность и острота ума итальянца наряду с замкнутостью и молчаливостью испанца. Более же всего он был праведным католиком и верным приверженцем папства. "Он праведен и молчалив, - говорил о нем Лютер, - и я держу пари, что он за год не говорит столько, сколько я за один день." Таким образом, это был человек, которым дело Лютера должно было преследоваться. Невозможно было подыскать более подходящую личность для проведения в жизнь решений Ватикана. Мы здесь приведем некоторые рассуждения Мерля д'0бине об этой смене в правлении немецким государством. Они достойны правдивой и чистосердечной биографии Лютера.

"Должна была выступить личность. Бог хотел противопоставить виттенберского монаха величайшему из монархов, какой только взошел на трон со дней Карла Великого в христианском мире. Он избрал правителя в его юношеские годы, чье правление обещало быть долгим, чья власть простиралась над старым и над новым миром, так что в его огромном государстве солнце не заходило, как выразился один прославленный поэт. Господь противопоставил его молодой Реформации, которая имела свое начало в мучительных тревогах и стенаниях бедного монаха в мрачной келье эрфуртского монастыря. История бедного монаха и правление великого монарха должны были преподать всему миру великий урок. Они должны были показать, как ничтожно человеческое могущество в борьбе против божественной немощи. Если бы на трон был избран друг Лютера, то успехи Реформации были бы приписаны его покровительству. Если бы на трон взошел противящийся новому учению, но слабый король, то успехи Реформации спешили бы отнести за счет слабости правителя. Но тут гордый победитель, великий правитель должен был смириться пред силой Слова Божьего. Человек, которому не составляло ни малейшего труда доставить пленным Франца Первого в Мадрид, на виду всего мира должен был отложить свой меч перед сыном бедного рудокопа" (см. Ваддингтон, т. 1; Мосейм, т. 3).

Лютер и булла проклятия

Возвратимся сейчас к периоду, когда в Лейпциге проходил диспут. Доктор Эк, известный теолог, разгневанный своим поражением, горя злобой против Лютера, поспешил в Рим, чтобы заполучить папскую буллу проклятия на своего противника. Он был бессилен опровергнуть важные и определенные утверждения реформатора на основании Слова Божьего, потому вступил на путь насилия, чтобы осудить и уничтожить противника. Это был излюбленный способ Рима и его приверженцев.

Лев вначале противился проклинать Лютера, но, наконец, он уступил натиску и выкрикам Эка и своего друга доминиканца. И 15 июня 1520 года сочинил требуемую буллу. По всеобщему суждению, он действовал здесь весьма немудро. Сочинения Лютера были присуждены быть преданными огню, и он сам, как злостный еретик, предавался сатане, если в течение шестидесяти дней не обратится к папе с мольбой о прощении. Однако время страха перед потоком папских проклятий, способных заставить замолчать, было уже пройденным этапом для Лютера и его друзей. Вообще страх перед папскими проклятиями во всем мире был уже не таким великим, как прежде. За последние пятьдесят лет в сердцах немецких племен произошли большие перемены. Открытие книгопечатания стало мирным весомым успехом во всей Европе. Однако ни Лев, ни Карл Пятый в то время еще не осознали всю полноту и важность этих перемен. Неустанная деятельность Гуттенберга и его последователей, открытие Колумбом Америки, путешествия вокруг мыса Доброй Надежды Васко да Гамой, завоевание Константинополя турками и рассеяние в связи с этим многих ученых Греции по всей Европе - все это вызвало уже новую жизнь и новую деятельность в человеческом духе; исследования и наука разбудили народы от духовной спячки, в которой они пребывали в течение всей долгой мрачной ночи средневековья.

Прежде, чем булла Льва достигла Виттенберга, сердца большей части немецкого населения были на стороне Лютера; особенно это были студенты, работники искусства, ремесленники. Лютер знал почву, на которой стоял, и он видел, что время решительных действий наступило. Невозможно было уже и далее избегать открытого разрыва с Римом. Он писал письма к папе, кардиналам, епископам, князьям и ученым в покорном и миролюбивом стиле, он ссылался перед папой на высший судебный процесс всеобщего собора, но все это было тщетным. Как когда-то в Лейпциге он внутренне распрощался с Римом, так теперь решил открыто отказаться от римской церкви и публично посягнуть на ее авторитет. 10 декабря 1520 года в девять часов утра Лютер взял папскую буллу, предварительно обнародовав свое намерение, приложил к ней копию канонического права, папские декреталии и некоторые письма и сочинения Эка и Эмзера, и все это предал огню. Все это совершалось на виду многих у ворот Виттенберга. Когда смелый монах со словами: "Поскольку ты огорчил святых Господа, то пусть огорчит и пожрет тебя вечный огонь!" - бросил эти книги в пылающий костер, поднялся громкий одобрительный гул выкриков собравшихся докторов и студентов университета.'

Свергнув с себя таким образом римское иго, он с пламенной речью обратился к немецкому народу, объяснив ему наиважнейшие его обязанности и долг. Виттенбергский костер разжег во всех сердцах такой огонь, который не мог быть уже более потушен. Почти вся нация сплотилась вокруг отважного доктора. Лютер теперь был совершенно свободен. Узы, которые так долго связывали его с Римом, были порваны. С этого момента он выступал уже открыто, как непримиримый противник папы и его приверженцев. Многочисленные трактаты против растления римской системы в защиту Божественных истин выходили из-под его пламенного пера и с молниеносной быстротой распространялись по всему христианскому миру.

Лютер и Карл Пятый

Лев обратился за помощью к молодому королю. Он напомнил ему о его обещании быть заступником и защитником церкви и требовал от него, чтобы он произвел подобающий суд над дерзким мятежным монахом Мартином Лютером. Везде напряженно следили за решением короля. Будет ли он на стороне основных положений прогресса както: в области литературы, политики и религии, - или он превратится в сговорчивое орудие папской власти и злобы? В таком напряжении находилось все общество.

Карл в тот момент все же был занят другими делами, которые казались ему наиболее важными, и только через два года он нашел свободное время обратить свое внимание на вопрос, который волновал всех. Лютер и его друзья с выгодой и пользой употребили это время. В течение 1518, 1519, 1520 годов были изданы многие истолкования Слова Божьего, которые властно завладели сердцами всех читателей. По благословенному предводительству Божьему новое учение быстро проникло не только в Германию, но и в Швейцарию, Англию и Францию. Глубоко укоренившиеся предрассудки, властвовавшие над сердцами в течение многих столетий, мало-помалу искоренялись. Тьма постепенно уступала блистающим лучам восходящего дня.

Наконец, Карл не мог освободиться от убеждения, что нельзя и далее оставаться пассивным, что здесь требуется нечто большее, нежели ученые диспуты, чтобы остановить прогрессирование нового движения, которое угрожает ниспровергнуть религию его предков и нарушить мир в его государстве. Потому он созвал рейхстаг, иначе говоря парламент германского государства, в Вормсе, чтобы там, наряду с другими делами рассмотреть так же и вопрос о Лютере и его учении. Папа и его приверженцы ликовали, поскольку они были убеждены, что их смертельно опасный враг теперь непременно будет раздавлен. Однако их ликование было преждевременным, как мы это сейчас увидим. Сильнейший, Больший всех земных великанов был с Лютером.

Рейхстаг в Вормсе (январь - май 1521г.)

Эрфуртский монах, вооруженный Словом Божьим и снаряженный твердым упованием на поддержку и присутствие Божье, обративший в бегство армию торговцев индульгенциями, одержавший легкую победу над папскими легатами в Аугсбурге и над героями папства в аудиториях Лейпцига, разгромив их в пух и в прах, на громогласное проклятие Ватикана ответил тем, что публично сжег папскую буллу у стен Виттенберга. Рим получал оскорбительные удары за ударами, его угрозы попирались с презрением, сила его казалась сломленной. Так называемая церковь отныне уже не могла действовать с прежней амбицией. Люди начали шевелить своими мозгами, и Риму не так-то легко было подчинить их и заставить слепо повиноваться его приказам и символам веры. Последняя надежда Рима возлагалась на молодого, преданного церкви короля. Ему, могущественнейшему из правителей, вне сомнения, был предопределен успех.

Карл открыл рейхстаг 28 января, в день памяти Карла Великого. Никогда ранее на рейхстаг не собиралось такое множество королей, князей, прелатов, дворян и властителей этого мира. "Курфюрсты, герцоги, архиепископы, ландграфы, маркграфы, графы, епископы, бароны и государи земель, как депутаты и послы королей христианского мира, переполнили пути, ведущие в Вормс, со своими свитами. Наиважнейшие вопросы, касающиеся мира в Европе и триумфа истины требовали безотлагательного решительного обсуждения." Однако все остальное, по сравнению с делом Лютера и его Реформации, казалось ничтожным и маловажным.

По открытию совещания перед королем, князьями, перед всей высокой публикой Европы с трехчасовой блестящей ораторской речью выступил папский посол Алеандр. Перед ним лежали книги Лютера и папская булла. Он сказал все, что жаждал сказать Рим об этих книгах и их авторе. Он утверждал, что в книгах Лютера содержится столько ереси, что из-за них стоило бы предать сожжению заживо сто тысяч еретиков. Его ораторская речь, выдержанная в ревностной фанатичности преданного приверженца Рима, произвела глубочайшее впечатление на собравшихся. Со всех сторон поднимался гневный ропот на Лютера и его соратников. Однако из продолжительной речи Алеандра явно прослеживалось, что он всеми возможным средствами противостоит личному выступлению Лютера перед рейхстагом. Папская партия боялась, как бы новое учение в присутствии самого Лютера не оказало притягательного действия на блистательное собрание. Притом она опасалась основательных сражений по спорным пунктам, где они не раз уже бежали с поля боя, бросая свое оружие, от пламенного красноречия Лютера и его неотразимых доказательств. Лев писал лично к королю и просил его, чтобы тот не разрешал Лютеру никаких сопроводительных писем или разъяснений. Разумеется, епископы единодушно вторили папе, утверждая, что такому еретику недопустимо позволять свободный доступ оправдываться или утверждать свое учение.

Вызов Лютера и сопроводительное письмо

Молодой король находился в затруднительном положении. Находясь между папским послом и курфюрстом (папскому послу он, в основном, был обязан своей короной), он не знал, что ему делать. Он желал угодить обоим. В то время это дело не казалось настолько важным. Что ему было до того, будет ли жизнь бедного немецкого монаха пощажена или он превратиться в жертву? Но в глазах Того, Кто царствует над всеми царями, дело было достаточно важным. Воля Его была такова, чтобы Лютер на этом великом собрании засвидетельствовал о Его истине и снова выставил напоказ сатанинский обман.

Карл видел, что он должен принять решение. Появление Лютера в рейхстаге казалось ему единственным средством положить конец делу, которое так живо задевало все нравы. Тут, однако, ему противостал саксонский курфюрст. Правда, и он очень хотел, чтобы Лютер явился в Вормс. Но поскольку он хорошо знал предательскую сущность духовенства и, помня судьбу Яна Гуса и Иеронима, он поддерживал прибытие Лютера в рейхстаг только при исполнении двух условий, а именно: король должен послать доктору сопроводительное письмо, при случае его осуждения свободно отпустить в Виттенберг. Король медлил, но под конец согласился с ним. Сопроводительное письмо было написано, и Лютера приглашали явиться в Вормс. Лютер уже долгое время дожидался своего вызова, поэтому тотчас пустился в путь.

Было 2 апреля, когда Лютер простился со своими друзьями и отправился в путь. Он ехал на старой повозке в сопровождении своих друзей: Шурфа, Амсдорфа, Суавена. Королевский герольд с сопроводительным письмом ехал впереди. На протяжении всего пути Лютер чувствовал, какие мрачные подозрения переполняли сердца его друзей. Везде его предупреждали, что с ним задумана нечестная предательская игра, что он уже осужден, что его книги сожжены палачом, и он сам обречен на смерть, если не откажется от своего путешествия. Однако Лютер без малейшего страха отвечал: "Я уповаю на Бога Всемогущего, Чье Слово и Чьи заповеди я исполняю." Во всех местах, через которые пролегал его путь, он возвещал новое учение и с благодарностью пользовался гостеприимством друзей. Чем ближе он подъезжал к Вормсу, тем свирепее начинал бушевать шторм, который он сам возбуждал. Враги реформатора скрежетали зубами при известии, что он приближается к городу. СпалаТИН, каплан курфюрста и надежный друг Лютера, послал ему навстречу вестника с просьбой, чтобы Лютер не появлялся в Вормсе. Но бесстрашный, презирающий смерть монах, исполненный святого вдохновения, сказал вестнику: "Передай своему господину, что если бы в Вормсе было столько бесов, сколько черепиц на крышах домов, то и тогда я был бы там." На следующий день, 16 апреля, перед его глазами открылся старинный город с его стенами и башнями. Рыцари и городская знать вышли ему навстречу, и более чем две тысячи человек сопровождали его в отведенное ему место жительства. Вплоть до самых крыш все дома были облеплены любопытными зрителями. Все хотели увидеть человека, который осмелился объявить войну папе.

На следующее утро к нему явился государственный маршал Ульрих из Паппенхайма и препроводил его в рейхстаг. На улице было столько народу, что с трудом можно было продвигаться. Натиск стал таким, что Лютера пришлось проводить к рейхстагу через задворки частных домов и сады советников. Многие из рыцарей и дворян, стоящих при дверях входа в зал заседания, обращались к Лютеру с приветственными и одобряющими словами в то время, пока он медленно продвигался к месту. Один же из них, который, по всей вероятности, познал истину и любил Господа, сказал: "Когда же будут предавать Вас, не заботьтесь, как или что сказать, ибо в тот час дано будет Вам, что сказать". Старый, весь в блестящем снаряжении, рыцарь Георг из Фрундсберга своей рукой в перчатке похлопал его по плечу, дружелюбно говоря: "Монах, монах! Ты идешь сейчас на такое дело, на такую ставку, какое ни я, ни многие другие вышестоящие не совершали ни в единой самой наиважнейшей битве. Если ты мыслишь верно, знаешь свое дело, то вперед во имя Божье и будь смел и бодр, Бог не оставит тебя!" "Да, - отвечал Лютер, расправив свои плечи, - вперед во имя Божье!"

Лютер перед рейхстагом

На человека, выросшего в тишине и уединенности монастыря, такое блистательное общество должно было бы действовать подавляюще. Здесь сидел Карл, властитель полмира, рядом с ним князья и вельможи немецкого государства, затем епископы и архиепископы, кардиналы в их пурпурнокрасном одеянии, послы папы в своих роскошных одеяниях, послы властных христианских правителей, депутации и бесчисленное множество рыцарей и знати. Все они собрались, чтобы выслушать и осудить сына бедного мансфельдского рудокопа. В своей простой монашеской рясе, с бледным лицом, изможденный постоянной работой и волнениями прежней жизни, Лютер спокойно стоял посреди этого блистательного собрания. Подобно пророку древних дней, он стоял на обозрении всех, когда твердо и решительно должен был отвечать на поставленные вопросы.

После краткого глубокого молчания возвысил свой голос канцлер из Трира и громко обратился к Лютеру сначала на латинском, а затем на немецком языках следующим образом: "Мартин Лютер, святой и непогрешимый владыка города превознесенного престола призвал тебя сюда, чтобы допросить тебя о двух пунктах: первое, признаешь ли ты, что эти книги твои? (При этом он указал на книги, лежащие на столе числом около двадцати.) Во-вторых, не хочешь ли ты отречься от содержания этих книг, или ты утверждаешься на учения, которые содержаться в них?" На первый вопрос Лютер спокойно отвечал, что он признает все лежащие на столе книги и ни от одной из них никогда не отречется. Что касается второго вопроса, то он попросил время на размышление, чтобы его ответ не повредил бы Слову Божьему и не поставил бы его собственную душу под угрозу наказания. Ему была дана отсрочка в один день. Не в нашей компетенции исследовать, почему Лютер попросил отсрочку. Одно доподлинно известно, что Бог воспользовался этой отсрочкой, чтобы открыть Лютеру, как Он делал для верующих всех веков, сокровенный источник силы и мужества. Та вдохновенная молитва Лютера, которую он воссылал к Богу незадолго перед своим вторым появлением в Рейхстаге, является драгоценнейшим документом истории времен Реформации.

Молитва Лютера

Когда Лютер возвратился в отведенное ему место жительства, то почувствовал глубокое беспокойство всей его внутренности. На одно мгновение его взор отвратился от Господа. Он думал о множестве великих мира сего, перед которыми он должен будет снова представать. С ним происходило тоже, что происходило с Петром, когда тот отвел свой взор от Христа на высокие волны. Вера Лютера ослабла, он почувствовал, что тонет. В таком душевном состоянии он пал на свое лицо и воссылал такие стенания к Богу, которые невозможно выразить словами. Это был Дух, Который ходатайствовал за него неизреченными воздыханиями. Один из его друзей, получив известие о его смятенном состоянии, полон сострадания, поспешил к нему и таким образом получил право услышать надрывной крик, исходящий из внутренности его трепещущей души.

"Всемогущий и вечный Бог! Как страшен этот мир! Как раскрывает он пасть свою, чтобы проглотить меня, и как слабо мое упование на Тебя! Как слаба плоть, как силен сатана! Если я направлю свой взор на то, что могущественно в мире, то со мной будет покончено: мой последний час пробил, приговор уже произнесен! О, Боже! О, Боже! Ты мой Бог! Будь близок ко мне на виду мирской мудрости, соверши все Сам! Ты должен это совершить, Ты Один, ведь это не мое, но Твое дело! Если бы я, заботясь о своей личности, не захотел иметь дела с этими мирскими великанами, то мог бы спокойно доживать свои дни. Но это Твое дело, Господь, справедливое и вечное! Будь близок ко мне, Ты, Верный Вечный Бог! Я не полагаюсь ни на какого человека! Это все тщетно, все плотское исчезнет и потонет. О, Бог! Мой Бог! Ты меня не слушаешь? Мой Бог! Ты мертв? - Нет! Ты не можешь умереть! Ты только сокрыл Себя от меня. Ты избрал меня именно на это! В этом я уверен. Бог, будь близок ко мне во имя Иисуса Христа, Сына Твоего, Который есть мой Заступник, щит и скала!"

Некоторое время он молча боролся с Господом. Когда же он вновь разразился такими краткими потрясающими сердце возгласами, казалось, его душа достигла наивысшей точки борения. Плотская самонадеянность и человеческое упрямство, которое могли еще в нем скрыться, в присутствии Бога должны были быть уничтожены полностью. Только таким образом он мог стать достойным орудием для дела, на которое хотел употребить его Господь, "ибо сила Его совершается в немощи".

"О, Господь, где Ты находишься? - начал он снова - Ты мой Бог, где Ты? Приди, приди, я готов, я готов отдать свою жизнь ради Твоей истины, безгласно, как агнец. Ибо дело праведное, ибо это Твое дело! Я не отступлюсь от Тебя ни сейчас, ни во веки веков! Если бы мир был переполнен бесами, которые язвили бы мое тело, которое есть дело Твоих рук, если бы они разорвали его на части и втоптали в прах, то и тогда дух мой остался бы Твоим, это гарантирует мне Твое Слово! Мой дух принадлежит Тебе и останется Твоим вечно! Аминь. О, Бог мой, будь со мной. Аминь" (Мерль д'0бине, Том 2; стр. 232).

Эта молитва открывает сердечное состояние Лютера и характер его общения с Богом намного лучше, чем смогло бы сделать это самое искусное перо. Всемогущий Бог приготовлял Своего служителя для Своего дела тем, что дал вкусить ему горечь смерти. Только сейчас Лютер полностью вынырнул из мрака суеверия. До сих пор он еще не полностью понимал истину смерти и воскресения, сораспятия со Христом, принятия его в Возлюбленном. Действие его единства с Богом, его искреннее общение с Ним, сила и страстность его молитвы поныне освежают наши сердца даже по истечении более четырехсот лет!

Второе выступление Лютера

Плоды его молитвы вскоре должны были явиться на свет. Мы вновь видим Лютера перед королем и властителями мира, и канцлер начинает процесс словами: "Мартин Лютер, время на размышление, которое ты просил вчера для того, чтобы.... прошло. Теперь отвечай королевскому величеству, чье благосклонное милосердие ты уже испытал, желаешь ли ты все свои книги защищать или от каких из них отречешься?"

Лютер повернулся к королю и с таким выражением лица, на котором запечатлелись душевное спокойствие, твердость и решительность, начал говорить относительно содержания своих книг. Многие его слова, вне сомнения, были приятны присутствующим немцам, тогда как, безусловно, они задевали за живое всех римлян. В качестве примера приведём отрывок из его выступления: "В моих книгах я в некотором роде коснулся папства, именно того, что лжеучениями, нечестивой жизнью и аморальным поведением опустошило и плоть, и душу христианства. Лжеучения, постыдная жизнь и злые пути папства известны всему миру. Никто не сможет отрицать этого; сердца всех праведных скорбят о том, что через папские законы и постановления, через человеческие учения совесть верующих христиан опутана, отягчена и задушена, тогда как имущество и земли именно этой достославной немецкой нации поглощены невероятным тиранством."

Однако такое изъяснение книг не было тем, чего ожидал услышать от него рейхстаг. На Лютера напирали, от него ожидали полного отречения от своих книг. "Откажешься ли ты от своих книг или нет?" - выкрикнул ему председательствующий в рейхстаге. Без промедления Лютер тогда дал следующий ответ, достойный бесстрашного реформатора: "Поскольку королевское высочество, кур- и фюрстское милосердие ожидают простого, прямого и спокойного ответа, то я готов дать его, в котором нет места ни рогам, ни зубам, а именно: от всего того, в чем я наставлен и побежден свидетельствами Священного Писания или ясными и полезными общественными основаниями и причинами - в чем я убежден, не скрытому от папы, ни от всего этого рейхстага, потому что дело ясно, как ясный день, и они не могут не видеть своих заблуждений и того, как они противоречат сами себе, - таким образом, от выражений и сочинений в этих книгах, основанных на доброй совести по отношению к Слову Божьему, я не могу и не хочу отрекаться!" И затем, окинув взглядом все собрание, он закончил свое выступление прекрасными знаменитыми словами: "Вот я здесь, и не могу иначе! Бог да поможет мне! Аминь."

Изумленные мужеством и смелостью монаха, многие из присутствующих едва смогли удержаться от громких возгласов одобрения, другие были в большом затруднении. В этом благородном протесте заключались весь дух и вся суть Реформации. Могли ли люди и впредь утверждать, что то или иное истинно, лишь на том основании, что папство утверждает это? Или же отныне они имеют право решения папы и соборов, как и слова обыкновенных людей, подвергать анализу на основании непогрешимого Слова Божьего? Это были вопросы, на которые Лютер ответил в искренней простоте, но в то же время в несокрушимости силы и истины Божьей. Похоронный звон абсолютизму и безграничному единовластию церкви раздался из уст простого виттенбергского монаха, и этот колокольный звон достиг пределов всех стран.

Когда Лютер перестал говорить, вновь поднялся канцлер и сказал: "Если ты не отрекаешься, то король и его совет взвесят, что они должны сделать со злостным еретиком." "Помоги мне, Бог! Я не могу отречься!" - ответил Лютер твердым и уверенным голосом. После краткого совещания канцлер объявил взволнованному множеству: "Завтра утром рейхстаг снова соберется, чтобы выслушать мнение короля."

Всеобщее впечатление, произведенное Лютером на рейхстаг речью и поведением, без сомнения, было благоприятным. Реформатор дал своим врагам больше повода бояться его, чем это было ранее. Среди этого собрания вождей церкви, которые жаждали его крови, он в своем настойчивом обыкновении беспощадно выставил на всеобщее обозрение богохульство и нечестие папства, сорвав с него маску. Однако большим и важнейшим действием выступления реформатора было то, что он вдохнул в своих друзей своим мужеством и твердостью упование на Бога и любовь к истине, которыми был исполнен сам. После полной беспокойств и бессонницы ночи для всех сторон наступило утро и с ним сомнительные вести для нашего Лютера. Римская политика и лукавство на собрании и на совете Карла одержали победу. Когда рейхстаг собрался, молодой король повелел зачитать приказ:

"Будучи потомком христианского короля Германии, католическим королем Испании, архигерцогом Австрии, герцогом Бургундии, земель, которые проявили себя заступниками католической веры, я твердо решил идти по стопам моих предшественников. Какой-то монах, руководимый своей собственной глупостью, восстает против христианской веры. Я готов принести в жертву свои правления, со кровища, друзей, плоть и кровь на искоренение такого безбожества. Я отпускаю августинца Лютера домой, запретив ему возбуждать какой-либо мятеж среди народа. Иначе я буду искоренять его и приверженцев его, как откровенных еретиков, проклятиями интердикта и другими средствами. Я прошу рейхстаг проявить себя верными христианами."

Каким бы строгим ни оказался этот приговор, он все же был далеко не таким, чтобы смог удовлетворить папу и его приверженцев. Они желали попрать сопроводительное письмо и повторить печальное зрелище, свершенное сто лет тому назад их предшественниками в Констанце. "Рейн, говорили они, - должен принять его золу, как это было прежде с Гусом и Иеронимом". Однако такие предательские намерения были с презрением отвергнуты немецкими князьями и вельможами, в которых было живо чувство национального достоинства и верности данному обещанию. Так же и Карл не желал быть клятвопреступником по отношению к Лютеру. Единственной надеждой, которая осталась еще для папской партии, было злодейское убийство благородного человека. "Был задуман заговор, - как повествует Фройд, - убить Лютера на пути домой в Саксонию. Оскорбленное владычество Рима, если ему уже ничего не оставалось, хотело хотя бы с помощью кинжала злодея отомстить обидчику. Однако и это мерзкое намерение постигла неудача. Курфюрсту стал известен злодейский план уничтожения Лютера, и он разрушил его. Отряд рыцарей, переодетых в банду разбойников с большой дороги, напал на реформатора в его пути, когда он был уже недалеко от Виттенберга, и со всей поспешностью водворил его в крепость Вартбург, где он вдали от всякого волнения и мятежей оставался в безопасности и покое до тех пор, пока всеобщее волнение в Германии не отвлекло внимания от его персоны."

Ретроспективный взгляд на выступление Лютера в Вормсе

Уже тот факт, что Лютер предстал перед рейхстагом, был победой над папством. Его путешествие в Вормс было подобно триумфальному шествию. Ему, дважды осужденному и проклятому еретику, было дозволено предстать перед блистательнейшим собранием пол-мира. Папа приговорил его к молчанию, а он был почтительнейше приглашен держать речь перед тысячами. По Божьему промыслу, ему было разрешено говорить в уши многочисленных представителей всего христианства, вложить в их сердца свидетельство об истине, и ни один не отважился поднять на него руку или посягнуть на его жизнь. Во все уголки мира достигали его мужественные выразительные слова. "Великий мощный религиозный переворот, - как пишет д'0бине, - импульс которому дал Сам Бог, был приведен в движение через Лютера, и это стало угрозой к падению многовекового господства римского священства." Голос одного человека потеснил с трона папу, самоуверенно и дерзко восседавшего на нем, предав его пренебрежительному отношению со стороны всех здравомыслящих людей. Сам факт слушания дела Лютера в Вормсе возвещал миру, что цепи папства уже разбиты и победа Реформации уже предрешена. Бедный гонимый монах поднял свою руку на владычество папской короны. Была призвана мирская власть, но сам король медлил исполнить приказание папы. Проклятие беспомощно валялось в прахе. Духовная Божья власть, превосходящая власть папы и короля, торжествовала, и ликующие звуки триумфа истины достигали самых отдаленных уголков земли.

Очевидно, что ни папа, ни его прелаты, ни сам король не знали действительного состояния души народа. Восстало новое поколение, обученное и воспитанное выдающимися блестящими наставниками, в котором окрепла сила порвать УЗЫ римского духовенства, возникла способность самостоятельно мыслить и принимать решения. Мысли Лютера о папстве и о Слове Божьем были мыслями тысяч и тысяч, хотя он в тот момент стоял перед рейхстагом как единственный свидетель истины. Его слова находили радостный отзвук в бесчисленных сердцах. На виду чрезмерной надменности церкви и государства Лютер утверждал право всякой личности самой читать Слово Божие, исследовать его, а Далее - и ответственность каждого подчиняться только авторитету Священного Писания. Во всем многочисленном Рейхстаге Лютер не имел ни одного заступника, который бы публично выступал его адвокатом, ни одного ходатая, способного подвизаться за его дело. Но Бог, даровавший силу Илие противостоять священникам Ваала на горе Кармил, исполнивший Павла могущественной силой выступать перед властителями мира, даже предстать перед римским кесарем, тот же Самый Бог облек виттенбергского монаха такой мудростью и силой, которой никто не смог противостоять, более того: он перед всеми засвидетельствовал понятно и доступно, что истинная духовная сила и блаженная свобода могут быть найдены лишь там, где налицо чистая совесть чрез веру в Господа Иисуса Христа и присутствие и власть Святого Духа.

Далее: Глава 2-8

Лютер в Вартбурге. Лютер возвращается в Виттенберг. Лютер и немецкая Библия. Всеобщий триумф Реформации. Реформация и Генрих Восьмой. Лютеранские церкви. "Сто жалоб немецкой нации". События, противодействующие Реформации. Перекрещение. Спор вокруг вечери. Политические главы Реформации. Первый рейхстаг в Шпейере. Второй рейхстаг в Шпейере. Акции протеста.

Назад: Глава 2-6

Реформация в Германии. Состояние церкви к началу шестнадцатого столетия. Первые годы жизни Лютера. Второй период в жизни Лютера. Лютер и праведная Урзула. Лютер в Эрфурте. Лютер впервые видит Библию своими глазами. Лютер становиться монахом. Знакомство Лютера с монашеством. Обращение Лютера. Лютер и Штаупиц. Лютер как священник и профессор. Лютер в Риме.

Оглавление