• Евангелие

• О Церкви

• Назидание

• Учение

• О сайте

• Контакты

• Ссылки

Андре Миллер. "История христианской Церкви"

ВТОРОЙ ТОМ. Глава 11

Встреча в Болонье

Мы оставили папу и короля в последний раз в Болонье, где они совместно проводили зимние месяцы. Карл Пятый вступил в город 5 ноября с большим великолепием и пышностью. Клеменс, получив известие о приближении короля, заранее поспешил в Болонью и встретил своего гостя блестящим образом. Двадцать пять кардиналов вышли встречать его до самой границы городской области, чтобы оттуда сопровождать его. Множество испанской и итальянской знати сопровождало его со своими великолепными колесницами и отборными конями, придавая шествию особый блеск. Папа был чрезвычайно рад видеть бывшего своего противника в качестве послушного сына и приветствовал его трижды; король склонился перед папой в должном почтении, впервые он опустился перед "святым отцом" на колени и покорно поцеловал его ноги, затем поднялся и поцеловал его руки, а потом уста.

Так встретились оба главы римского христианства. Когда торжественные приветствия закончились, тотчас начались переговоры о средствах и путях искоренения возникшей в Германии ереси. Верный своему характеру, папа предлагал чрезвычайно жестокие меры, но Карл, более осторожный и мудрый в государственных делах, чем Клеменс, выдвинул свое намерение созвать всеобщий собор, чтобы заняться неотложными вопросами, возникшими в церкви, ради устранения беспорядков. Папа же, боявшийся таких публичных, открытых действий, чрезвычайно стремился отговорить короля от его намерений. Он предупреждал, что его такое лояльное отношение сделает еретиков еще более надменными и нахальными и что состояние Германии уже безнадежно и станет еще хуже, если к вероотступникам не принимать чрезвычайных мер и не низложить их острием меча. Однако Карл Пятый уже достаточно испытал, что протестантские вожди не поддаются на угрозы и не дают запугать себя, поэтому настаивал на своем предложении созвать свободный церковный собор. Папа был недоволен. Он был разгневан из-за упорства врагов католицизма и римского вероисповедания, его огорчало сопротивление со стороны короля, направленное против достижения его планов. Ваддингтон в отношении переговоров в Болонье отмечает: "С одной стороны стоял вождь и воин, естественный представитель жесточайших принудительных мер по собственному произволу, с другой стороны - церковный вождь, призванный быть миротворцем, представитель религии Божьей благодати. Но если при этих переговорах имели место хоть какое-либо благочестие или страх Божий, какаялибо справедливость или уважение к правам и благополучию человечества или же, наконец, малейшее внимание к простым и ясным предписаниям Христа, то они нашлись не у служителя мира и любви Христа, но у воинственного правителя мира. Из уст первосвященника исходили лишь предложения насилия и кровопролития."

Клеменс, хорошо зная слабость и разногласия тогдашних евангельских вождей, искал возможности склонить своего коронованного друга к немедленному приведению в исполнение постановления Льва и вормского эдикта. Но Карл не был человеком, которого легко можно было склонить и сдвинуть с позиции однажды принятого решения. Через своего канцлера Гаттинару он на отдельной конференции объявил о своих намерениях и планах. По его поручению канцлер тогда заявил:

"Король с глубокой скорбью следит за раздором и разногласиями, которые происходят при его правлении, ожесточение которых не уменьшается, но, наоборот, грозит большим обострением. Среди всех обязанностей, которыми наделило его провидение, нет ни одного другого, которое было бы ближе к его сердцу, чем обязанность восстановить мир в церкви. При этом ему кажется, что нет более подходящего средства для благополучия церкви и более достойного для папы и христианских вождей, как созыв всеобщего и свободного собора, чтобы десницей Божьей положить конец распрям. Этот собор должен быть созван немедленно и состоять из выдающихся богословов от всех наций и наро дов. Принятые на нем и одобренные папой постановления впредь должны стать твердо установленным учением христианства и, если того потребуют обстоятельства, вводимым силой мирской власти."

Ничто не могло оказаться для папы более неприемлемым, чем подобное предложение. В его памяти были свежи воспоминания о прошлых соборах в Пизе и Констанце, на которых были низложены папы Бенедикт Тринадцатый, Грегор Двенадцатый и Иоанн Двадцать Третий. У него было много личных оснований опасаться такого всеобщего собора христианства. "Великие соборы, - отмечал он поэтому, могут еще более распространить народные мнения. Не синодальными решениями, но острием меча должно разрешить спорные вопросы". Король, однако, оставался непоколебимым, так что Клеменс видел себя вынужденным по крайней мере оговорить декларативную часть постановлений.

Рейхстаг в Аугсбурге

Все же Клеменс не терял надежды мало-помалу склонить короля к исполнению своих планов. В тайных беседах с глазу на глаз он обрабатывал короля так долго, что тот, наконец, оказался несколько сговорчивее. В одном Карл оставался тверд, заявляя, что было бы преступлением через немецкие законы осудить подчиненных втайне и истреблять их военной силой. К великому раздражению папы, в январе 1530 года он послал письмо в Германию, в котором сообщал, что определил месяц апрель для проведения большого рейхстага в Аугсбурге.

Между тем Карл все еще оставался в Болонье, поскольку он имел желание быть коронованным папой, как это делали многие его предшественники. 22 февраля он хотел быть коронованным серебряной короной, как король над Ломбардией, 24 февраля - золотой короной, как римский кесарь, определив это торжество на день своего рождения, а также на годовщину битвы под Павиа, да и вообще этот день он почитал своим счастливым днем. Мы упоминаем об этих фактах потому, что Карл стал другим человеком, когда он закрепил свое торжественное коронование клятвой, которая состояла в том, что он будет прилагать все свои силы для защиты папского достоинства и римской церкви. И все же, несмотря на свою клятву, Карл был не в состоянии действовать против реформаторов таким образом, как желал этого папа. Уже тринадцать лет Господь, несмотря ни на какие совещания короля и папы, защищал Реформацию с недосягаемой силой, и через Его благодать она настолько укрепилась, что никакая человеческая сила не могла уже ее искоренить. В тот момент мы так же видим десницу благого Провидения в действии в том, что Бог воспользовался соперничеством между Карлом Пятым и Францем Первым, длившимся долгое время и давшим повод туркам достичь такого положения, что они стали угрожать восточным границам Германии, для того, чтобы Реформация мирно и плодотворно могла развиваться и расти. Это было Его делом, и Он бодрствовал над ним.

Аугсбургское исповедание

Как только стало известно желание кесаря созвать рейхстаг, курфюрст из Саксонии обратился к виттенбергским докторам, чтобы они подготовили документ об исповедании веры. До того времени со стороны реформаторов не было определенного исповедания веры, и поскольку кесарь находился в плену всеобщих предрассудков и был увлечен лжетолкованиями папистов, то Иоанн единственным средством борьбы против предрассудков считал открытое публичное представление истинных принципов Реформации и цели, которые она преследует. Лютер при помощи Меланхтона, Померануса и Ионы представил семнадцать пунктов, которые были предъявлены лютеранской стороной в собрании в Швабахе (1529), подвергнув их новой тщательной проверке и затем вручил их в пасхальную неделю курфюрсту, который тогда пребывал в Торгау, отчего они носят так же название торгауские символы. Меланхтон, взяв за основу эти пункты, по приказанию князей изготовил более точное, проработанное и совершенное сопоставление учений и обычаев протестантов и причины их противоборства Риму и католической церкви. Этот письменный документ затем получил большую известность под названием "Аугсбургское исповедание".

Материал для этого исповедания был дан Лютером, а его проверка и проработка попала под более мягкое перо Меланхтона. "Я, - говорил Лютер, - родился быть неистовым бойцом. Я очищаю землю, вырываю сорняки, наполняю и ровняю дороги. Но обрабатывать землю, засеять ее, рассаживать, поливать и удобрять ее, это, через благодать Божью, дело Филиппа Меланхтона." Поскольку главной целью, ради которой кесарь созывал рейхстаг, было восстановление единства веры, то исповедание должно было быть изложено как можно более мягко, без оскорбительных, задевающих выражений, насколько это позволительно на основании верности Богу и Его слову! Курфюрст повелел теологам между пунктами, которые любой ценой должны были быть выдержаны в истине, отличать те, которые необходимо было по возможности смягчить или же полностью изменить. Пока знаменитому исповеданию истины, каковое почиталось всеми протестантами, придавались подходящие выражения, так же и изъяснение принципов их веры подавались в более мягкой форме, поскольку все были заинтересованы в мирном исходе дела.

Чем ближе становился день, когда должен был собраться рейхстаг, тем сильнее проявлялась тревога евангельских вождей относительно намерений кесаря и безопасности курфюрста. Он был самым первым и самым сильным из немецких вождей и выступил ради своей веры в Бога и ради интереса к делу Реформации против папства, его защита Лютера могла вызвать месть короля. Однако Иоанн не разделял эти опасения, он был первым из князей, появившимся в Аугсбурге.

Открытие рейхстага было отложено на 1 мая, а второго мая курфюрт уже вошел в город. В его свите были выдающиеся теологи Саксонии, шестьдесят рыцарей сопровождало шествие. Не было только Лютера. Его оставили в Кобурге, поскольку курфюрст опасался, что его присутствие вызовет такое возбуждение ненависти в стане папы, что приведет со стороны кесаря к насильственным мерам. Он был проклят папой, осужден кесарем и повсеместно почитался единственным зачинщиком раскола, который затрагивал всех людей. И в то же самое время Иоанн счел необходимым держать его вблизи, чтобы постоянно получать от него советы.

В то время Лютер составил оба свои катехизиса: большой и малый, которые поныне пользуются большим авторитетом в лютеранских церквях. Находясь в замке в Кобурге, изолированный от всех событий, он получал точные сведения о происходящем и в многочисленных письмах оттуда выражал свои мнения и давал наставления. Незадолго до открытия рейхстага он опубликовал свое "Строгое предупреждение к собравшемуся в Аугсбурге духовенству", цель которого заключалась в защите позиций реформаторов от предъявленных им лжеобвинений, и в том, чтобы выставить беззакония и преступления папства как причину, вызвавшую противоборство с их стороны.

12 мая в Аугсбург прибыл Филипп из Гессена в сопровождении ста девяноста рыцарей. В то же самое время кесарь достиг города Инсбрука в Триоле в сопровождении великого множества князей, кардиналов, легатов и немецкой, испанской и итальянской знати. Доктор Робертсон, одаренный биограф Карла Пятого, сообщает нам, что кесарь по пути в Аугсбург был глубоко погружен в размышления. Он имел множество возможностей наблюдать общественное мнение немцев относительно спорных пунктов. Везде он встречал весьма возбужденных и ожесточенных людей, которые навязывали ему свои убеждения, так что он в чрезвычайно крайних случаях, когда никакие средства уже не помогали, находил себе убежище в суровой строгости. По всей вероятности, именно по этой причине он надолго задержался в Инсбруке, чтобы изучить обстоятельства Германии и подробно взвесить свои ближайшие шаги к исполнению своих планов.

Между тем, со всех сторон прибывало множество людей, чтобы принять участие в аугсбургском рейхстаге, ожидаемом с таким напряженным вниманием. "Князья, епископы, делегаты, рыцари и дворяне, солдаты в блестящих униформах входили во все ворота города и наполняли улицы, площади, гостиницы, церкви и дворцы. Весь цвет Германии должен был собраться там. Тяжелое положение страны и христианства, присутствие и дружелюбное поведение Карла, страсть к сенсациям, большие театральные зрелища, живой эмоциональный нрав немцев - все это влекло нем цев, побуждая их оставить родные места и отправиться в Аугсбург. Никому не нужно было опасаться, что его сочтут бездельником, потому что со всех частей государства в знаменитый город стекалось великое множество людей" (Мeрль д'0бине, т. 4, стр.129).

Знаменательно то, что в тот момент, когда ведущие реформаторы собрались в Аугсбурге и когда в любую минуту мог разразиться шторм над Реформацией, благородный ландграф из Гессена сделал еще одну, последнюю попытку примирить два великих лагеря протестантов. И хотя Лютер лично не присутствовал, тот дух, который он показал в Марбурге, был деятелен в его сторонниках, проявившись в той же непримиримости. Лютеране заявили ландграфу, что они никогда не признают за братьев тех, кто так упрямо пребывает в закоснелом заблуждении, и что если бы они объединились с цвинглистами, то навлекли бы на себя ненависть, чего не хотели бы, и таким образом нанесли бы ущерб делу Реформации. Ландграф никак не мог понять, как это одноединственное заблуждение (фактически оно и было таковым) или же один неясный вопрос могли стать достаточным основанием для исключения всякого прощения. Однако все его доводы разбивались о непреклонный дух лютеран. Ничто не могло побудить их иметь хоть какое-либо общение с цвинглистами.

Пока кесарь еще не прибыл в Аугсбург; он появился там только 15 июня, а город уже кишел от посетителей, протестантские вожди решили допустить своих проповедников на кафедры в первых церквях. Правда, при таком поступке они опасались вызвать на себя недовольство кесаря, но поскольку как курфюрст, так и ландграф полагали, что нельзя упускать подобной возможности, то Иоанн ежедневно дозволял своему саксонскому проповеднику проповедовать при открытых дверях доминиканской и катеринской церквей, тогда как Шнефф, каплан Филиппа из Гессена, по поручению своего господина проповедовал Евангелие в кафедральном соборе. Так при благом водительстве Божьем в этой местности перед многочисленными и внимательными слушателями проповедовалась Благая Весть о спасении через веру, а не через дела закона. Большая часть из прибывших в Аугсбург и без того были настроены по-лютерански.

Это со стороны обоих бесстрашных вождей было отважным шагом, а так же стало средством огромного влияния на враждебно настроенных против протестантов папистов, что полностью перевернуло их мысли и взгляды. Католическое духовенство Аугсбурга, да и вообще все собравшиеся там вожди католичества были чрезвычайно озабочены и изумлены. Они ожидали, что протестанты, подобно приговоренным преступникам, едва ли осмелятся поднять свои головы, как только цвет католического духовенства приблизится к воротам города; на самом же деле было совсем наоборот! Однако что же оставалось им делать? Аугсбургский епископ приказал своим священникам так же говорить к народу. Однако римские священники были плохими проповедниками. Они хорошо знали, как проводить мессу и произносить молитвы, но проповедовать Евангелие было уже не в их компетенции. Паписты чрезвычайно озлобились и поспешили известить короля о происходящем. Тот сразу же из Инсбрука послал приказ, чтобы возмутительные проповеди были немедленно прекращены. Курфюрст ответил, что для него невозможно заставить замолчать Слово Божье или же самого себя лишить утешения и радости слушать его. "Что касается требования, - так закончил он свое письмо к кесарю, - что мы должны прекратить наши проповеди, то в них проповедуется чистая истина Божья, которая чрезвычайно необходима нам именно в этот момент и которую мы не должны повреждать" (Мерль д'0бине, т. 4, стр. 133).

Протестанты ожидали, что такой прямодушный ответ ускорит прибытие кесаря в город. Меланхтон постоянно был занят обработкой конфессии. Робкий по характеру и мучимый тревогой, он тщательно взвешивал любое выражение, смягчал и многократно варьировал его, прежде чем окончательно записывал. Он трудился с таким перенапряжением всех сил, что его слабое тело грозило надорваться. Лютер почитал это излишним и сделал ему строгое замечание. 12 мая он писал ему: "Я приказываю тебе и всем твоим сотрудникам, чтобы ты под страхом быть отстраненным от дела пощадил свое здоровье! И в отдыхе прославляется Бог, поскольку Он субботний покой предписал так строго."

В то время как друзья Реформации готовились в Аугсбурге к предстоящей битве, Лютер в Кобурге так же не бездействовал. Многочисленные письма и сочинения исходили из его крепости, второго Вартбурга, пробивая себе дорогу по многим направлениям во многие места. Именно в это время возник триумфальный гимн Лютера "Господь - убежище, покров... "Кобургский замок находился на вершине холма и комната Лютера располагалась на верхнем этаже здания, и большинство своих писем он датировал так: "Из рейхстага ворон и галок". Недовольный тем, что рейхстаг отодвигался со дня на день, он писал одному из своих друзей, что сам созвал рейхстаг в Кобурге. "Мы уже посреди рейхстага, писал он в своем самобытном юмористическом стиле, - ты можешь увидеть здесь королей, герцогов и других высокопоставленных господ, которые заняты решением важных государственных дел и с неустанным усердием выкрикивают свои решения и учения на ветер. Они живут не в тех пространствах, которые называются замком. Небо - их балдахин, зеленеющие деревья - разноцветное пристанище для их ног и концы света - их границы. Они пренебрегают пышностью из злата и шелков, роскошными колесницами и блеском оружия. У них у всех одно одеяние, расцветка и вид. Их короля я не видел и не слышал, но поскольку я подслушал их переводы, то в этом году они намереваются предпринять беспощадную борьбу против наилучших плодов земли. Мне же мниться, что это не иначе, как софисты и паписты с их проповедями и сочинениями, которых я должен иметь перед собой целую толпу, чтобы мне слышать их милые голоса и проповеди". Это письмо он заканчивал словами: "Это забавная, но необходимая шутка, чтобы отогнать от себя мысли, которые атакуют". Он уже неделями боролся подобной борьбой, как это было однажды в Вартбурге. Его сила воображения постоянно рисовала перед ним ужасные картины, телесные страдания и ночные сновидения мучили его беспрестанно. Но его сильный дух триумфально проходил через все эти искушения.

Карл Пятый. Прибытие в Аугсбург

Гаттинара, канцлер кесаря, умер в Инсбруке. Его смерть казалась большой потерей для дела Реформации. Он был разумным человеком, уравновешенным и мягким, решительным противником кровожадных планов папы. Он имел большое влияние на кесаря и был единственным человеком, который мог бесстрашно противоречить папе. Когда Меланхтон услышал о его смерти, то в страхе воскликнул: "С его смертью исчезли все человеческие надежды протестантов."

Карл Пятый оставил Инсбрук по истечении двух дней после смерти Гаттинары. Он достиг Мюнхена 10, а Аугсбурга - 15 июня. С чрезвычайным великолепием продемонстрировал он свой въезд в город. "Никогда не было видано такого великолепия," - говорили повсюду. Курфюрст и другие государственные вельможи уже в три часа пополудни оставили город, чтобы встретить кесаря. Приблизившись к Карлу на расстояние пятидесяти шагов, все они сошли с коней. Кесарь намеревался сделать то же самое, но они тотчас подскочили к нему, чтобы удержать его в седле. Но Карл не дал удержать себя, соскочил с коня и приблизился к вельможам с приятной улыбкой на устах и сердечно пожал им руки. Только римский легат продолжал гордо возвышаться на своем коне. Он находился с двумя кардиналами на возвышенном месте и, чтобы произвести на собравшихся большее впечатление, простер свои руки и "раздал благословения". Тотчас кесарь, король, правители, испанцы, короче говоря, все склонились перед ним на колени, и только протестанты продолжали стоять перед папским полномочным, как однажды Мардохей перед Аманом. Это было первой горькой пилюлей, которую должны были проглотить сторонники папы. Карл сделал вид, что не заметил, однако, вне сомнения, он был чрезвычайно изумлен мужеством и твердостью протестантов. Он вновь вскочил на своего коня, и процессия двинулась дальше. Впереди ехали на конях две тысячи отборных всадников-телохранителей кесаря.

Карлу Пятому тогда было тридцать лет, он отличался гордой манерой держать себя, привлекательной осанкой, был бледный лицом, с привлекательным, располагающим к себе нравом. Голос его был слаб, и вообще всем своим видом он более походил на придворного, нежели на кесаря или воина. После въезда в город он тотчас направился в кафедральный собор. В великой церковной роскоши земного богатства великий кесарь пал на колени возле алтаря и простер в молитве свои руки к небу. Когда же он снова поднялся, церковный служитель подал ему под колени подушечку, шитую золотом, но он отклонил ее и вновь опустился на голый каменный пол церкви. Все собрание последовало его примеру. Только курфюрст Иоанн из Саксонии и ландграф Филипп из Гессена остались стоять. Ради своей службы они должны были присутствовать, но они действовали бесстрашно ради их веры в Бога и в Его Слово.

Главенствующие на рейхстаге

Уже до начала совещания рейхстага мы мельком видели выдающиеся противоборствующие силы с обеих сторон. Во главе папистов, кроме кесаря, стояли его брат Фердинанд, эрцгерцог австрийский и король венгерский и богемский, папский легат Кампеггио, оба посла Помпинелла и Фергерио, курфюрст Иоахим из Бранденбурга, герцог Георг из Саксонии и Вильгельм из Баварии. Все были воинствующими приверженцами католицизма и принимали активное участие в переговорах. Их выдающимися теологами были Фабер, Эк, Кохлеус и Вимпина.

На стороне протестантов стояли Иоанн, курфюрст из Саксонии, и его деятельный сын, Иоанн Фридрих; Филипп, ландграф из Гессена, Георг, маркграф из Бранденбурга, герцоги Эрнст и Франц из Люнебурга, военачальник Вольфганг из Ангальта, граф Альберт из Масфельда и граф Филипп из Ганновера, не считая делегаций из различных свободных городов страны. Среди них ученые богословы, выдающиеся люди, особенно Меланхтон, Иона, Спалатин, Шнефф и Агрикола. Кроме них были так же швейцарские теологи, далее Бучер, Гедио и Капито из Страсбурга.

Наступил момент, когда основы протестантизма должны были пройти испытание огнем. Уже под вечер своего первого дня пребывания в городе кесарь пригласил к себе курфюрста из Саксонии и ландграфа из Гессена и повторил приказ прекратить проповеди. После долгого молчания Филипп ответил: "Мы просим Вас, Ваше величество, отказаться от этого требования, ибо наши проповедники возвещают чистое слово Божие, как это делали старейшие отцы слова Божьего, и не можем отречься от Евангелия по доброй совести." Карл, которому этот ответ очень не понравился, сказал через своего брата Иоанна (сам он плохо понимал по-немецки), что он не откажется от своего требования. Тут ландграф сгоряча воскликнул: "Кесаревское владычество совести не может быть господином и правителем над нашей совестью." Маркграф из Бранденбурга, молча слушавший этот разговор, не мог уже более сдерживать себя и сказал, приложив при этом тыльную сторону ладони к своей шее, глубоко проникновенно: "Я готов пасть перед кесаревским величеством и предоставить ему свою голову на отсечение, нежели отказаться от проповеди Слова Божьего и отречься от Бога." Карл, который хорошо понял смысл этих слов в сопровождении движения руки, тотчас ответил на своем плохом немецком: "Господа, нет голова отсечь! Нет голова отсечь!" Казалось, он был глубоко тронут и выдвинул предложение заставить замолчать проповедников обеих сторон и ему одному иметь право избирать проповедников на протяжении работы рейхстага. Это предложение так же было отменено спустя несколько дней. Прежде чем они разошлись, Фердинанд поднял другую тему разговора, через которую он надеялся поразить протестантов. В ближайший день, а именно в праздник тела Христова, надлежало произвести с просфорой великое превращение. Ранее при таких обстоятельствах все участники рейхстага принимали участие в вечере, и, исходя из этого, Фердинанд предъявил требование, чтобы протестантские лидеры и на этот раз подчинились воле короля и приняли участие в трапезе. Сеть была расставлена искусно. Фердинанд хорошо знал, что стоящие перед ним князья примкнули к учению Лютера о действительном присутствии тела Христова в хлебе и что им будет легче подчиниться воле кесаря, чем цвинглистам. В то же время, ему было небезызвестно, что в случае неподчинения, гнев кесаря возгорится в высшей степени. На мгновение немцы были ошеломлены, но тотчас пришли в себя и ответили: "Христос не устанавливал преклонения перед трапезой!" Кесарь впал в великое возбуждение, настаивал на своем требовании и дал им времени на раздумье до утра.

В установленное время они вновь явились пред лицо кесаря. Тот же повторил свое требование, а эти вновь медлили подчиниться. Он при этом выразил свои угрозы, но безуспешно. Карл, не ожидавший такого противоборства, пришел в ярость. Легат сделал все, чтобы увеличить эту ярость. Наконец, маркграф из Бранденбурга взял снова слово и сказал: "Вы знаете, как мои предки и я защищали Ваш высоко благородный дом с опасностью для собственной жизни. Но в Божьих делах я предпочитаю отвергнуть все человеческие притязания, чего бы это мне ни стоило, каковы бы ни были последствия этого, ибо написано: "Должно повиноваться больше Богу, нежели человекам". За это учение, которое я познал и принимаю за слово Божье, и за вечную истину я готов подвергнуться любой опасности. Если будет сказано, что всякий, кто уповает на это спасительное учение, будет предан смерти, я готов охотно претерпеть ее." Мудрость Божья здесь вновь явно была выставлена на свет тем, что королевский гнев она обратила во славу Своего великого имени. Кесарь, король, легат и многие другие должны были услышать истину, нравилось им это или нет. Протестантские лидеры повторили вновь, что вечеря предназначена для благословения христиан, но ни в коем случае не для того, чтобы проносить хлеб и вино в роскошной процессии по улицам как предмет преклонения для толпы. Далее они утверждали, что во всем Слове Божием нет ни одного пункта, где бы устанавливался праздник тела Христова, и громко сожалели о том, что повеление Господа так непозволительно извращается.

Наступило время для начала процессии; кесарь и его сторонники потеряли всякую надежду на успех и оставили зал совещаний. Князья, полные надежды и радости, возвратились в свои покои, торжество вынуждены были праздновать без них. Поражение кесаря и триумф протестантов приводили в ярость легатов папы. Однако тот долго не переставал лелеять надежду... Хитрость Эдуарда не достигла цели, но он снова расставлял сети, надеясь поймать в них своего противника. Открытие рейхстага было назначено на 20 июня и должно было быть торжественно отпраздновано при участии высокого военачальника.

Курфюрст из Саксонии, государственный маршал, по долгу своей службы был обязан возглавлять подобные торжества. "Прикажи ему, - советовал Кампеггио кесарю, выполнить свой долг при проведении святой духовной мессы, которой будет открываться рейхстаг." Этим он хотел вынудить курфюрста не только присутствовать при проведении римских церемониалов, но и заставить его принимать в этом активное участие. В первое мгновение курфюрст намеревался не подчиниться этому требованию, однако по уговорам и доводам своих друзей, что в этом случае он будет исполнять не религиозное, но мирское назначение, он наконец решился на участие в торжестве. Но прежде он заявил кесарю, что при своем участии не может идти ни на малейшие уступки в религиозном смысле.

Через благословенное руководство Промыслителя курфюрст еще раз должен был именно на тожестве засвидетельствовать самому папе, как римская церковь злоупотребляет против истины Божьей. На виду многочисленной человеческой толпы государственный маршал с мечом в руке, имея на своей стороне друга маркграфа, остался стоять прямо в то время, как все пали на свои колени, как только священник поднял поднос с освященной просфорой. Эти двое осмелились оказать отпор объединенным враждебным силам папы и кесаря. Хотя данный случай не имел за собой последствий, он заслуживает того, чтобы непременно упомянуть это, поскольку в нем засвидетельствована решительность, с какой протестанты вступили в борьбу, а так же потому, что это оказало великое влияние на душу Карла, который еще не был знаком с принципами и характером учения своих противников. Для него было совершенно новым встретить такое решительное противостояние в религиозных спорных вопросах. Тотчас по окончании мессы он покинул церковь, сел в свою колесницу и отправился в зал для совещаний, где должны были проходить заседания рейхстага.

Открытие рейхстага

Великая битва, которую начал безвестный саксонский монах, в тот момент объединяла сорок два правителя, множество посланников, графов, дворян, епископов, городских депутатов и других противников кесаря, так называемого защитника веры. Это было блистательнейшее, сиятельнейшее собрание. Совещание было открыто пространной речью, которую прочитал от имени кесаря граф из Пфальца. Речь касалась главным образом двух вопросов: войны с неверными турками и религиозного раскола в Германии. Под предводительством своего султана Солимана турки взяли Белград, завоевали Родос, осадили Вену и угрожали всей Европе. По этой причине было необходимо срочно предпринять действенные меры, чтобы остановить их дальнейшее продвижение. Постоянно главной темой кесаря был раздор и раскол церкви на религиозной основе. Отмечалось, что речи и утверждения протестантов оказались враждебнее, чем это предполагалось ожидать в ответ на кесаревские призывы и увещевания. Но Карл после того, как написал эти призывы и наставления, был коронован папой. Он поклялся защищать его и римскую церковь, и многие тайные переговоры с глазу на глаз с Клеменсом в Болонье сделали свое дело, восстановив его дух против Реформации. Его стиль речи сильно изменился. Он сожалел, что вормсский эдикт не был выполнен и что позднейшие попытки подавить сопротивление не имели успеха. Возвратившись в Германию после долголетнего пребывания в Испании и Италии, он намерен был лично рассмотреть это дело, выслушать жалобы и претензии с обеих сторон.

Легат больше всего желал скрыть переговоры от общественности, чтобы иметь дело с простодушным мягким Меланхтоном и другими лидерами протестантов, надеясь уловить их таким образом с помощью лукавства своего красноречия. Однако вожди протестантизма и слышать об этом не хотели, хотя Меланхтон по своей врожденной робости также желал иметь тайное совещание. Они требовали, чтобы рейхстаг тотчас перешел к рассмотрению религиозных вопросов. Потому кесарь повелел 22 июня в среду (рейхстаг был открыт в понедельник) курфюсту и его друзьям на следующем открытом заседании, которое должно было состояться в пятницу, изложить исповедание веры, а так же привести доказательства о злоупотреблениях и бесчинствах церкви, в которых они ее обвиняют, и о планах реформ.

Правители использовали предоставленные им два дня для ободрения и укрепления друг друга. Они собрались у курфюрста 23 июня, в четверг, чтобы в последний раз тщательно обсудить свою конфессию, или, как они тогда это назвали, апологию, и предать все их дело в совместной молитве в руки Господни. Это было время больших беспокойств и постоянных молитв. На следующий день собрался рейхстаг, но вскоре выяснилось, что паписты всеми средствами искали возможности помешать чтению апологии. Много времени было потрачено на выступление легата Кампеггио, который от имени своего господина папы требовал от кесаря искоренить лжеучение еретиков и спасти таким образом христианство. Когда он, наконец, закончил, то в зал были введены посланники из Каринтии и Украины. Они так же отняли немало времени, излагая свои жалобы на мерзости и зверства фанатичных турков и умоляя защитить их земли от большой угрозы. Между тем было уже поздно, когда, наконец, поднялись вожди протестантов, чтобы представить свою апологию. Тогда кесарь заявил, что сегодня уже поздно. Вне сомнения, Карл действовал в единодушии с папскими легатами, и паписты ликовали, уже не опасаясь прочтения протестантской конфессии. Но протестантские лидеры не позволили так легко отделаться от них. Они решительно были намерены вложить свои тезисы исповедания не иначе как в уши всех собравшихся на рейхстаг.

Между обеими сторонами началось ожесточенное словесное фехтование, т.е. определенно говоря, между силами света и тьмы. Отец лжи привел в действие все рычаги, чтобы если ему и не удастся предать смерти свидетелей истины, то по крайней мере омрачить свет и воспрепятствовать открытому возвещению истины. Однако горсточка верующих героев по благодати Божьей победоносно противостала всем проискам силы тьмы. "Передайте ваше исповедание в письменной форме, - сказал наконец Карл, - и будьте уверены, что это будет публично продискутировано и вам будет дан ответ". Протестанты отвечали: "На кону стоит наша честь, наши души в опасности, мы открыто были обвиняемы, потому открыто и должны держать ответ!" Чем упорнее противостоял им Карл, тем решительнее и напористее наступали протестанты. Они убеждали кесаря, что не имели никаких иных побудительных причин, кроме названных, а потому не могут передать письменного документа прежде, чем им будет разрешено публично выступить перед всеми.

Карл был удивлен такому наступлению и видел себя вынужденным пойти на уступки. Так, он сказал им: "Завтра я готов выслушать вашу конфессию, но только не здесь, но в капелле пфальцграфского дворца." Князья были довольны этим и возвратились в свои жилища, полные благодарности своему Господу, в то время как легат и его сторонники в великой тревоге ожидали следующего утра.

Капелла, в которой кесарь согласился выслушать апологию, было значительно меньше зала заседаний и вмещала в себя самое большее двести человек. Враг хотя бы таким образом стремился воспрепятствовать распространению света, желал, чтобы немногие услышали их выступление, но имел весьма мало успеха. Не только сама капелла, но и все боковые пространства в ней, а так же весь двор были переполнены внимательнейшими слушателями.

25 июня 1530 года, в день, который является важнейшей датой в истории Реформации и всего христианства, лидеры протестантской партии предстали перед кесарем. Кристоф Байер и Брук, оба канцлера курфюрста, расположились около трона кесаря, один держал в руках немецкую, другой латинскую конфессию. Кесарь желал, чтобы была прочитана латинская конфессия, однако курфюрст напомнил ему о том, что они находятся в Германии, а потому необходимо прочесть это и на немецком языке. Карл согласился с этим. Курфюрст и его спутники желали прослушать оглашение документа стоя, но кесарь попросил их сесть. Тогда Байер начал читать внушающую страх конфессию. Как рассказывают, он читал медленно, торжественно и ясно, громким, полнозвучным голосом, чтобы его могли слышать не только в боковых комнатах, но и во дворе. Потребовалось два часа, чтобы прочитать большой документ, но в продолжение всего времени царило острейшее внимание и полнейшая тишина.

Когда Байер закончил, выступил Брук и передал кесарю документ на обоих языках, немецкий экземпляр был сопровожден словами: "Через благодать Бога, Который защитит Свое дело, эта конфессия восторжествует над вратами ада." Тут же стояли подписи лидеров протестантства. Карл передал немецкий экземпляр архиепископу из Майнца, тогда как латинский взял себе. При этом он предостерег курфюрста и его сторонников в том, что он тщательно взвесит их дело.

Впечатление, которое произвело чтение на слушающих, как и должно было ожидать, было чрезвычайно мощным. Свободная от предвзятости часть слушателей была изумлена от такого ясного сдержанного учения протестантов, и "многие особы, полные мудрости и рассудительности, пишет Зекендорф, - сделали весьма благоприятные выводы из того, что они выслушали, и объявили, что ни за какие деньги они не захотели бы лишиться возможности прослушать это чтение." Архиепископ из Зальцбурга, когда чтение было закончено, сказал всем, что реформация мессы необходима, что свобода есть мясо - пристойна, требование устранить многочисленные человеческие заповеди справедливо, но чтобы какой-то бедный монах проводил всю Реформацию от начала до конца, этого никак не должно позволять, по крайней мере он не желает даже слышать о реформе через такое ничтожное средство! Настолько высокомерно и предвзято человеческое сердце. Архиепископ должен был бы помнить, что Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых и разумных, избрал немощное мира, чтобы посрамить сильных... "чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом" (ср. 1 Кор. 1,26-29). Великое дело Духа Божьего было признано архиепископом необходимым и добрым, однако он отверг это на том основании, что Бог для этой цели употребил безвестного бедного монаха.

Конфессия коснулась многих сред, у многих была раз бужена совесть. Сила истины властно проявилась на свет. На мгновение казалось, что она торжествует. "Все, что сказали лютеране - воскликнул епископ из Аугсбурга, - есть святая истина, мы не можем отречься от этого!" Герцог из Баварии, главная опора Рима в Германии, выслушав конфессию до конца, сказал Эку: "Ну, доктор, ранее вы вызывали во мне совершенно иное мнение об этом учении и деле. Однако сможете ли вы сейчас опровергнуть конфессию курфюрста на здравом, веском основании?" - "Нет, ответил Эк несколько приглушенно, - на основании посланий апостолов мы не можем этого сделать, разве что на основании сочинений отцов церкви и решений соборов". "Таким образом, надо полагать, - оскорбленным тоном возразил герцог, - лютеране основывают свое учение на Писании, тогда как мы основываем свое на голом человеческом слове."

Радость Лютера не знала границ, когда он получил известие о том, какую милость оказал Господь его друзьям. "Я рад сверх всяких возможностей, - писал он, - что я дожил до этого часа, в который Христос был исповедуем такими свидетелями в таком собрании; воистину великолепное исповедание!.. Наши противники думали благополучно достичь цели тем, чтобы кесарь своим всемогуществом запретил наши проповеди, но не видят ли эти жалкие люди, что единственный чтец исповедания перед рейхстагом проповедал больше, нежели, возможно, десять проповедников едва ли смогли это сделать... Христос не молчит на рейхстаге. Слово Божие не может быть связано узами. Если оно запрещается быть проповеданным с кафедры, то оно будет проповедано во дворцах! Если бедные проповедники не должны говорить, то заговорят правители и великие вельможи!"

Через два дня после прочтения конфессии Карл созвал имперское сословие, то есть представительный государственный орган, который был твердым приверженцем Рима, на чрезвычайное совещание для решения вопроса: "Какой ответ должно дать на конфессию." Возникло три разных мнения. Думающие по-папски соответственно духу, которым была одержима римская церковь, предлагали ни что иное, как непосредственное возмездие. "Мы абсолютно не хотим принимать во внимание утверждения наших противников, - говорили они, - давайте приведем в исполнение эдикт вормского совещания против Лютера и его приверженцев и силою оружия заставим их отказаться от их заблуждения и вернуться в лоно римской церкви." Вторая группа, которая в основном состояла из одних государственных сановников, предлагала устроить исследование конфессии со стороны нейтральных беспристрастных мудрых людей, а окончательное решение вопроса предоставить во власть кесаря. Третья, наконец, состоящая из людей, придерживающихся традиций и церковного учения, советовала сначала публично открыто опровергнуть конфессию, а протестантов принудить подчиняться уже принятому церковному чтению и церемониям до тех пор, пока следующий собор не примет иного постановления. Последнее предложение с согласия кесаря было окончательным. Фабер и Цохлеус, верные воины Рима и заклятые враги Реформации при содействии немногих ученых богословов, но весьма преданных папству монахов, должны были подготовить в течение шести недель опровержение конфессии.

Уделим здесь немного времени, чтобы обратить наше внимание на знаменитую конфессию, которая с того времени завоевала большую известность и была возведена в догматы веры в большей части протестантского христианства. Читатель однако да не ожидает подобной рецензии пространного сочинения. Мы желаем ограничить себя кратким обзором ее содержания. Вся конфессия состоит из двадцати восьми статей или глав. В первых двадцати одной главах дано исповедание протестантской веры, а в последних семи главах рассматриваются заблуждения и нечестивые обычаи римской церкви, которые и побудили протестантов выйти из ее рядов.

Исповедание веры

Или же тезисы веры. Они следующие: Триединство. Наследственный грех. - Личность и дело Христа. - Оправдание. - Святой Дух и Слово Божие. - Необходимость и приемлемость дел. - Церковь. - Недостойные члены. - Крещение. Вечеря. - Покаяние. - Исповедание. - Обычай причащения. Служение в церкви. - Церемонии. - Гражданские организации. - День суда и грядущее состояние. - Свободная воля. Причины греха. - Вера и добрые дела. - Молитвы и обращение к святым.

Главы о заблуждениях и злоупотреблениях

Этому в конфессии отведено семь глав, как отмечалось уже ранее, они касаются следующих пунктов: Месса. Вечеря и двойной образ. - Тайная исповедь. - Различие между пищей и преданиями. - Священнический обет. Церковная власть.

В десятой главе лютеране убедительно учили, что истинное тело и кровь Христа на вечере присутствуют в субстанции хлеба и вина, которые делятся и принимаются людьми. Вследствие этого, решительные защитники консубстанционного учения из реформированной партии (цвинглисты) отказались подписать конфессию и города Страсбург, Констанц, Линдау и Мемминген ввели особенное предписание этого исповедания, конфессию четырех городов, прозванной конфессией тетраполитаны. В основном она почти полностью была созвучна с аугсбургским исповеданием, и только в учении действительного присутствия тела и крови Христа в трапезе вечери полностью расходились с ней. Кесарь, однако, противостоял тому, чтобы эта статья расхождения была прочитана так же открыто. Позднее Цвингли все же послал свою конфессию Карлу, отчего ярость сторонников папы достигла апогея.

Беспокойство протестантов

Шестинедельный срок ожидания для протестантов на самом деле был временем серьезного испытания и превратностей. Со всех сторон они были окружены самыми различными и многими затруднениями. Рим прибегнул к своему многократно испытанному средству уговоров и запугивания. Выдающиеся лидеры протестантства по одиночке вовлекались во всевозможные переговоры, чтобы склонить их к отречению. Когда это не удалось, то пытались всякого рода угрозами запугать их и поколебать их твердость. Сам кесарь обратился к средству лукавства и насилия по отношению к курфюрсту из Саксонии и маркграфу из Бранденбурга. Так, к примеру, он угрожал курфюрсту лишить его сына Фридриха чести курфюрста, если он не откажется от лютеранской ереси. Ландграфа из Гессена он пытался сразить заманчивым предложением королевской короны. "Что бы Вы сказали мне, если бы я Вас вознес до королевского положения? - спросил он его. - Однако, - присовокупил он тотчас, - если Вы будете продолжать противиться моим приказам, то я буду поступать с Вами, как подобает поступать римскому кесарю со своими противниками."

О поступках и поведении кесаря его биограф Робертсон делает весьма верные следующие замечания: "От теологов, в среде которых его усилия были весьма безуспешны, Карл обратился к вождям. Однако и среди них, как бы они ни желали достичь взаимопонимания и обрести благосклонность кесаря, он не нашел склонности отречься от их убеждений. В тот момент нравы людские были охвачены ревностью за дело религии, что для нас едва ли постижимо, ибо мы живем в такое время, когда влечение к действиям давно улеглось, прекратилось стремление, которое было вызвано первыми благовестиями истины и восстановлением свободы совести. Эта ревность в то время была настолько сильной, что она заставляла правителей совершенно забывать о своих политических интересах, хотя они по идее должны были бы занимать первое место в их помышлениях. Курфюрст из Саксонии, ландграф из Гессена и другие вожди протестантства, хотя они были привлекаемы обещаниями привилегий, о которых они так давно мечтали ранее, отказались с похвальной твердостью, достойной подражания ради земной выгоды отречься от того, что они почитали делом Божьим" (Робертсон. Карл 5, т. 2, стр. 383).

Заботы и тревоги Меланхтона

Когда Карлу не удалось уговорить ведущих вождей, легат и все его заместители с их заместителями приложили все старания к тому, чтобы привлечь на свою сторону ведущих теологов, особенно Филиппа Меланхтона. Меланхтон чувствовал себя на рейхстаге между кесарем и вождями протестантства весьма неуютно и, будучи робким по своей природе, прилагал все усилия смягчить требования протестантов ради достижения согласия. Он был польщен показным дружелюбием и вниманием легата, обеспокоен мыслями о возможности возникновения гражданской войны и напуган все возрастающими угрозами с папской стороны. Таким образом, на некоторое мгновение он потерял присутствие духа и стоял уже на краю отречения. "Меланхтон был так перепуган, - пишет д'0бине, - что он полагал, что обязан восстановить мир любой ценой и стремился все свои предложения сделать более обтекаемыми, насколько это только было возможно." Однако в его оправдание мы должны отметить, что его положение было на самом деле чрезвычайно тяжелым. Ответственность за формулировку конфессии лежала почти только на его плечах. Притом это было весьма нелегким заданием; с одной стороны, выискать всевозможные основания для оправдания образа действий реформаторов, а с другой стороны, избегать всего того, что могло бы оскорбить папистов и вызвать в них раздражение. Он находился в таком положении, где превратился в мишень для нападков врагов и упреков со стороны друзей. Он в одно и то же время имел дело с правителями и теологами и лукавыми римскими послами. Мирный, склонный к робости дух Меланхтона не дорос еще до такой борьбы и превратностей. У него не было ни непреклонного характера, ни религиозного усердия его учителя. Он был чрезвычайно ученым, весьма одаренным человеком и искренним христианином, но более подходящим для учебных аудиторий, нежели для открытых боевых действий. Поскольку он был необычайно скромным, то в своих полемических сочинениях он весьма редко прибегал к резким выражениям. В своем страстном желании воздвигнуть примирение между обеими сторонами, он шел католикам на такие уступки, которые Лютер никогда не признал бы верными и с которыми даже и правители не были согласны. Следующее письмо к легату ясно показывает, насколько Меланхтон лишился мужества и стал колеблющимся. "Мы не имеем ни одного учебного тезиса, который бы был отличен от римской церкви, - писал он к Кампеггио, - мы почитаем всеобщий авторитет римского папства и готовы оказать ему послушание, если оно не отвергнет нас и по милости, которую обычно оказывает по отношению ко всем народностям, многое пропустит мимо или же покроет снисходительностью, если мы не сможем в некотором отношении более измениться... Хочешь ли ты оттолкнуть от себя тех, кто приближается к тебе с мольбою о помощи? Хочешь ли ты преследовать их огнем и мечом?.. Мы в Германии именно на том основании весьма ненавидимы, что защищаем догмы римской церкви с непреклонным постоянством. С Божьей помощью мы останемся верными Христу и римской церкви, хотя бы она и отвергла нас." Так унизился Меланхтон, глава евангельских теологов пред лицом Рима и всего христианства. Однако был Некто, зорко следящий за интересами Реформации. Он даже слабость Своего служителя обратил в исполнение Своих намерений и прославил Свое великое имя.

Меланхтон был настолько лишен мужества, что сделал предложение курфюрсту, чтобы тот выставлял требования лишь о допуске празднования вечери в обеих формах и о священническом браке. И если бы эти два требования были приняты, то, говоря по-человечески, произошло бы примирение с Римом, а делу Реформации был бы нанесен огромный ущерб. К счастью, однако, легат был горд и ослеплен, чтобы уступить хотя бы на волосок. А тем временем глаза Меланхтона мало-помалу открылись. Постыженный своей слабостью и малодушием, которые он проявил по отношению к легату, он остановился. И когда паписты начали упекать, что он о единстве с ними только лицемерит, чтобы лишь прикрыть ересь, сокрытую в конфессии, и когда они начали нападать по этому поводу лично против него, то в нем нашлось столько мужества и упования, что он смог вновь смело противостоять им.

Письма Лютера к Меланхтону

Лютер все еще находился в Кобурге, но он был подробно информирован обо всем, что происходило, и посылал письма. своим друзьям одно за другим, особенно курфюрсту и Меланхтону. В его письмах веял совершенно иной дух, чем в письмах боязливого ученого. Однако Ваддингтон очень верно подмечает: "Уютное и возвышенное одиночество Кобурга было намного благоприятнее для чисто духовных впечатлений и сочинений, чем густо переполненные залы аугсбургского дворца. Постоянное соприкосновение со слабостями и тревогами друзей, неустанная деятельность и бдительность, необходимые по причине постоянно кующего оковы и интриги врага, смогли бы пошатнуть даже более решительного человека, чем Меланхтон, и будь сам Лютер поставлен лично в условия такого долгого испытания, то и его это вывело бы из самообладания, если б и не лишило мужества"

Следующие выдержки из некоторых писем Лютера, которые он написал в то тяжкое время, являют его перед нами вновь человеком веры, которого мы потеряли в Марбурге, и открывают его истинно христианские принципы и его здравое суждение.

"Это твоя философия, дорогой мой Филипп, - писал он к Меланхтону, - мучит тебя, но не твоя теология... Собственное "я" есть твой наибольший враг, и ты, таким образом, сам вкладываешь в руки сатаны оружие против себя... Я со своей стороны абсолютно спокоен за наше общее дело. Бог имеет власть воскресить мертвого, так Он может и твое дело, будь оно уже проиграно, вновь выправить и дать одержать победу, и если мы становимся негодными быть Его орудием, то Он это совершит через других. Однако если уже мы не можем найти в Его обетованиях утешение и мужество, то кто же на целой земле сможет иметь в этом часть?"

Спустя два дня он снова писал: "Что мне не нравится в твоем письме, это то, что ты говоришь, что в этом деле ты преследовал мой авторитет. Я не хочу быть твоим погонщиком в таких обстоятельствах и не хочу быть почитаемым за такового. Если оно не является так же твоим делом, то пусть оно будет названо моим, по крайней мере я так хочу. Если это дело касается одного меня, то я бы хотел один действовать в нем... Конечно же, я остаюсь верным тебе, всегда вспоминая тебя в своих просьбах и молитвах, духовно я всегда с тобой и желал бы также и телесно быть с тобой... Однако тщетны усилия писать к тебе так, потому что ты, следуя правилам твоей философии, упорно стремишься раскритиковать эти дела своим разумом. И так ты до смерти мучаешь себя, не замечая, что дело находится совершенно вне области твоего разума"

13 июля он снова писал к своему сыну по вере: "Я полагаю, до этого времени ты вполне достаточно и более, чем достаточно, испытал, что велиал (дьявол) никакими средствами не может быть примирен с Христом, так что нет никакой надежды относительно вопроса учения ожидать согласия и единодушия на совещании... С моей стороны я не уступлю ни на йоту, напротив, я готов все претерпеть и испытать ужаснейшие лишения. Чем более наступают ваши враги, тем отважнее противостойте им! Нам будет послана помощь свыше тотчас, как только мы оставим все и будем оставлены всеми, не ранее." Спалатину он писал: "Если бы я не боялся искушать Бога, то давно был бы с вами!"

21 июля Лютер написал к Ионе: "Я рад, что Филипп начинает познавать через испытания характер Кампеггио и итальянцев. Такая философская натура, как его, не поверит прежде, нежели сама не испытает. Со своей стороны, я не верю ни исповеднику кесаря, ни какому-либо другому итальянцу. Мой друг Кайетан, например, так был обрадован обо мне, что ради меня готов был пролить кровь, а именно мою. Итальянцы негодяи. Если какой-либо итальянец добр, то это наилучший человек из всех людей, однако это такое же редкое чудо, как черный лебедь... Я бы желал стать жертвой этого последнего собора, как некогда Ян Гус в Констанце."

Из этих немногих цитат ясно вырисовывается картина, что Лютер никакого участия в покорных письмах Меланхтона к легату не имел. Напротив, все составители истории единодушно заявляют, что письма Лютера были употреблены Богом, чтобы укрепить и поправить его друга в Аугсбурге в чрезвычайно критический момент. Хотя папские дипломаты пустили в ход все средства и в их распоряжении находились богатейшие источники поддержки, они все же не смогли похвалиться успехом, чтобы хоть один-единственный протестант был побежден ими! Курфюрст из Саксо нии стал более всех объектом ревностных усилий кесаря и папистов. Если бы его удалось победить, то бой можно было бы считать проигранным. Но Господь укрепил Своего слугу и сделал его способным стойко противостоять врагам и триумфально побеждать всякое лукавство и все его происки. "Я должен отречься либо от мира, либо от Бога, - отвечал он решительно, - и мой выбор недвузначен. Бог меня, недостойного, вознес до положения курфюрста, в Его руки я предаю себя, да поступит Он со мной, как Ему заблагорассудится. Я хочу исповедовать моего Спасителя!" Воистину благороднейшее решение! Необходимым борцом света против власти тьмы выступает Иоанн. Плотские бастионы не имеют никакой силы против духовного оружия в руках твердой веры. Здесь курфюрст и его друзья остались безупречными победоносцами. Бог бы желал, чтобы они навсегда сохранили это нравственное величие. Но увы! В день, когда они снизошли на арену мирской битвы, чтобы воевать со своими противниками их же оружием, их постигло падение и поражение. Вскоре мы рассмотрим большую разницу между этими двумя видами оружия.

Далее: Глава 2-12

Опровержение конфессии. Тайные переговоры. Завершение рейхстага. Кесаревский эдикт. Ретроспективный взгляд на рейхстаг в Аугсбурге. Провидение Божье в делах Карла. Шмалькальденский союз. Второе собрание и Шмалькальдене. Карл ищет примирения с протестантами. Нюрнбергский мир.

Назад: Глава 2-10

Спор о вечере. Воззрение Цвингли. Карлштадт, Лютер и Цвингли. Приглашение в Марбург. Конференция в Mapбурге. Предложение к терпимости и перемирие. Взгляд на марбургскую конференцию.

Оглавление